Ким

-- Стой! Стой!-- Ким подскочил и оттащил его назад. Желтая с коричневым полоска выскользнула из-под красноватых шуршащих стеблей на берег, протянула шею к воде, попила и затихла -- то была большая кобра с неподвижными глазами без век.

-- Палки нет, палки нет,-- твердил Ким.-- Сейчас отыщу и перебью ей хребет.

-- Зачем? Она, подобно нам, находится в кругу Колеса; это -- жизнь, восходящая или нисходящая, очень далекая от освобождения. Великое зло сотворила, должно быть, душа, воплотившаяся в такую форму.

-- Я ненавижу всех змей,-- сказал Ким. Никакое туземное воспитание не может искоренить ужас белого человека перед Змеей.

-- Пусть отживет свою жизнь.-- Свернувшаяся кольцом змея зашипела и раздула шею.-- Да ускорится твое освобождение, брат,-- безмятежно продолжал лама.-- Не знаешь ли ты случайно о моей Реке?

-- В жизни не видывал такого человека, как ты,-- прошептал ошеломленный Ким.-- Неужели даже змеи понимают твою речь?

-- Кто знает?-- Лама прошел на расстоянии фута от поднятой головы кобры. Голова опустилась на пыльные кольца. -- Пойдем!-позвал он через плечо.

-- Ну нет!-- сказал Ким.-- Я обойду кругом.

-- Пойдем! Она не укусит.

Ким на минуту заколебался. Лама подкрепил свое приказание какимито монотонными китайскими текстами, которые Ким принял за заклинания. Повинуясь, он перепрыгнул через ручеек, а змея так и не шевельнулась.

-- В жизни я не видывал такого человека,-- Ким вытер пот со лба.--А куда мы теперь пойдем?

-- Это тебе надо решать. Я старик, чужеземец, далеко ушедший от своей родины. Если бы вагон не наполнял мне голову грохотом дьявольских барабанов, я в нем поехал бы теперь в Бенарес... Но, поступая так, мы, пожалуй, пропустим Реку. Давай поищем другую речку.

Целый день бродили они по тем местам, где усердно возделываемая почва дает по три, даже по четыре урожая в год; бродили по плантациям сахарного тростника, табака, длинной белой редиски и нольколя, сворачивая в сторону всякий раз, когда вдали сверкала вода; в полдень поднимали на ноги деревенских собак и сонные деревни, причем лама с невозмутимым простодушием отвечал на вопросы, сыпавшиеся градом.

Они ищут Реку -- Реку чудодейственного исцеления. Не знает ли ктонибудь о такой Реке? Бывало, что люди смеялись над ним, но чаще слушали рассказ до конца, приглашали путников присесть в тени, выпить молока, поесть. Женщины повсюду были добры к ним, а маленькие дети, подобно всем детям в мире, то робки, то дерзки. Вечер застал их на отдыхе под главным деревом поселка, где дома были с земляными стенами и земляными крышами. Они беседовали со старшиной, когда скот возвращался с пастбища, а женщины готовили ужин. Они вышли за пределы огородов, опоясывающих голодную Амбалу, и находились теперь среди хлебов, зеленеющих на протяжении многих миль.

Старшина, белобородый и приветливый старик, привык принимать незнакомцев. Он вытащил наружу веревочную постель для ламы, поставил перед ним горячую пищу, набил ему трубку и, когда вечернее моление в деревенском храме окончилось, послал за местным жрецом.

Ким рассказывал старшим из детей о величине и красоте Лахора, о путешествии по железной дороге и о городской жизни, а мужчины беседовали так же медлительно, как скот их жевал жвачку.

-- Не могу я этого взять в толк,-- сказал наконец старшина жрецу.-- А ты как понимаешь его речи? Лама, закончив свой рассказ, сидел, перебирая четки.

-- Он искатель,-- ответил жрец,-- страна полным полна такими людьми. Вспомни того, который приходил в прошлом месяце,-- факира с черепахой.

-- Да, но тот человек -- дело другое. Ему сам Кришна явился в видении и обещал ему рай без предварительного сожжения на погребальном костре, если он пойдет в Праяг. Этот человек не ищет ни одного из тех богов, которые известны мне.

-- Успокойся,-- он стар, пришел издалека, и он полоумный! -- ответил гладко выбритый жрец.-- Слушай,-- он обернулся к ламе,-- в трех косах (шести милях) к западу отсюда пролегает большая дорога в Калькутту!

-- Но мне нужно в Бенарес... в Бенарес.

-- И в Бенарес тоже. Она пересекает все реки по эту сторону Хинда. Теперь вот что я скажу тебе, святой человек: отдохни здесь до завтрашнего дня. Потом ступай по этой дороге -- он имел в виду Великий Колесный Путь -- и проверяй все реки, которые она пересекает, ибо, как я понимаю, твоя Река одинаково священна на всем своем протяжении, а не в одной какой-нибудь заводи или другом каком-нибудь месте. И тогда, если богам твоим будет угодно, ты наверняка достигнешь своего освобождения.

-- Хорошо сказано,-- предложение произвело сильное впечатление на ламу.-- Мы начнем завтра же, и да снизойдет на тебя благословение за то, что ты указал моим старым ногам такую близкую дорогу.-- За этой фразой последовало низкое певучее бормотанье на китайском языке. Даже жрец был потрясен, а старшина испугался, не заклинание ли это, притом враждебное. Но никто, взглянув на простодушное, оживленное лицо ламы, не мог бы долго подозревать его в чем-либо.