Оба англичанина остолбенели, но в глазах Бенета можно было прочитать, что Киму придется плохо, когда он попадет в лапы религии.
– Сахиб и сын сахиба… – страдание звучало в хриплом голосе ламы. – Но ни один белый человек не знает страны и обычаев страны так, как их знаешь ты. Как возможно, что все это правда?
– Не все ли равно, святой человек! Вспомни, ведь это только на одну-две ночи. Вспомни, как быстро я умею меняться. Все будет так, как было в тот день, когда я впервые говорил с тобой под большой пушкой Зам-Замой…
– В образе мальчика, одетого как белые люди, когда я впервые пришел в Дом Чудес. А во второй раз ты обернулся индусом. В кого воплотишься ты в третий раз? – Он невесело засмеялся. – Ax, чела, ты причинил зло старику, ибо сердце мое потянулось, к тебе.
– А мое к тебе. Но как мог я знать, что Красный Бык приведет меня к этому!
Лама снова прикрыл лицо шапкой и нервно застучал четками. Ким присел на корточки рядом с ним и ухватился рукой за одну из складок его одежды.
– Итак, установлено, что мальчик сахиб? – продолжал лама глухо. – Такой же сахиб, как тот, кто хранит священные изображения в Доме Чудес? – Лама видел мало белых людей. Казалось он повторял урок. – Если так, ему не следует поступать иначе, чем поступают сахибы. Он должен вернуться к своим сородичам.
– На один день и ночь и еще на день, – убеждал его Ким.
– Нет, это тебе не удастся! – отец Виктор заметил, что Ким подвигается к выходу, и здоровенной ногой преградил ему путь.
– Я не понимаю обычаев белых людей. Жрец священных изображений в лахорском Доме Чудес был учтивее этого тощего жреца. Мальчика у меня отнимут, ученика моего сделают сахибом. Горе мне, как найду я свою Реку?! А у них есть ученики? Спроси.
– Он говорит, он очень огорчен тем, что теперь уже никогда не найдет своей Реки. Он говорит: почему у вас нет учеников и почему вы не перестаете надоедать ему? Он хочет отмыться от своих грехов.
Ни Бенет, ни отец Виктор не нашли подходящего ответа. Расстроенный огорчением ламы, Ким сказал по-английски:
– Я думаю, что если вы меня теперь отпустите, мы тихонько уйдем и ничего не украдем. Мы будем искать эту Реку, как искали ее перед тем, как меня поймали. Лучше бы мне не появляться здесь и не видеть этого Красного Быка. Не хочу я этого.
– Ты сделал самое лучшее, что мог сделать для себя, молодой человек, – промолвил Бенет.
– Господи боже мой, прямо не знаю, чем его утешить, – заговорил отец Виктор, внимательно глядя на ламу. – Он не должен уводить с собой мальчика, и все же он – хороший человек. Я уверен, что он хороший человек. Бенет, если вы дадите ему эту рупию, он проклянет вас всего, с головы до ног!
Они молчали… три… пять полных минут. Потом лама поднял голову и стал смотреть куда-то поверх их, в пространство и пустоту.
– И это я, идущий по Пути, – сказал он с горечью. – Грех мой и возмездие мне. Я заставил себя поверить, – ибо вижу теперь, то был просто самообман, – что ты был послан мне в моем Искании. Поэтому сердце мое потянулось к тебе за твое милосердие и твою учтивость и мудрость твоих малых лет. Но те, что следуют по Пути, не должны допускать в себе огонь какого-либо желания или привязанности, ибо все это иллюзии. Как сказано… – Он процитировал древний китайский текст, добавил к нему второй и подкрепил их третьим. – Я свернул с Пути в сторону, мой чела. Ты в этом не виновен. Я наслаждался лицезрением жизни, лицезрением новых людей на дорогах и тем, как радовался ты, видя все это. Мне было приятно с тобой, мне, который должен был думать о своем Искании, только об Искании. Теперь я огорчен, что тебя отбирают у меня и что Река моя далеко. Это потому, что я нарушил закон.
– Да сгинут силы тьмы! – произнес отец Виктор. Умудренный опытом на исповеди, он по каждой фразе догадывался о страдании ламы.
– Я вижу теперь, что в знаке Красного Быка было указание не только тебе, но и мне. Всякое желание окрашено красным цветом, но всякое желание – зло. Я совершу покаяние и один найду мою Реку.
– Во всяком случае вернись к женщине из Кулу, – сказал Ким, – не то заблудишься на дорогах. Она будет тебя кормить, пока я не прибегу к тебе.
Лама помахал рукой, давая понять, что он вынес окончательное решение.
– Ну, – обратился он к Киму, и голос его изменился, – а что они сделают с тобой? Быть может, приобретая заслугу, я, по крайней мере, смогу искупить зло, совершенное в прошлом.
– Они хотят сделать меня сахибом… думаю, что это им не удастся. Послезавтра я вернусь. Не горюй!
– Каким сахибом? Таким, как этот или тот человек? – Он показал на отца Виктора. – Таким, каких я видел сегодня вечером, таким, как люди, носящие мечи и тяжело ступающие?
– Может быть.
– Это нехорошо. Эти люди повинуются желанию и приходят к пустоте. Ты не должен стать таким, как они.
– Жрец из Амбалы говорил, что звезда моя означает войну, – перебил его Ким. – Я спрошу этих дураков… Впрочем, право, не стоит. Нынче же ночью я убегу, ведь все, что я хотел, – это видеть новое.
Ким задал отцу Виктору два или три вопроса по-английски и перевел ламе ответы. Затем сказал: