Ким Ир Сен

А в мае 1966 года состоялся тайный саммит «Брежнева и Кима на Дальнем Востоке. Зачем двум лидерам понадобилось встречаться вдали от посторонних глаз и что они обсуждали? Достоверно это до сих пор неизвестно. Скорее всего, говорили о «китайском вопросе». Поднебесная бурлила — там как раз начиналась Великая пролетарская культурная революция. На улицах вывешивались плакаты: «Разбить собачьи головы Брежнева и Косыгина», на партийных пленумах и в студенческих аудиториях обсуждали советских ревизионистов и их китайских приспешников. Все это тревожило Москву, которая нуждалась в КНДР как в твердом региональном союзнике.

Косвенное подтверждение этому факту дает программа поездки. Ким Ир Сена решили ублажить по высшему разряду. Сперва они с Брежневым слетали на самолете в Хабаровск и посетили базу в Вятском. Ким не мог сдержать волнение при виде Амура и мест, где провел молодость. Официальные переговоры прошли на следующий день на борту ракетного крейсера «Варяг». Флотский офицер Сергей Турченко вспоминал, как это было:

«Утром 21 мая к парадной сходне ракетного крейсера подошел белоснежный катер командующего флотом, над которым развевался флаг Верховного главнокомандующего Вооруженными силами СССР. С его палубы молодцевато спрыгнул на первую ступеньку сходни еще достаточно молодой тогда Леонид Ильич.

Вскоре к крейсеру пришвартовался еще один белоснежный катер. Леонид Ильич раскрыл объятия поднявшемуся по сходне человеку азиатской наружности в сером пальто и кепке. Моряки сразу узнали Ким Ир Сена, портреты которого в то время нередко публиковались в советской печати.

Гостям вручили традиционные флотские подарки: тельняшки и бескозырки. Леонид Ильич тут же отдал кому-то из сопровождавших шляпу и с треском натянул бескозырку — она оказалась маловатой. «Все, товарищи, — пошутил генсек, — шляпу выбрасываю. Буду носить только бескозырку!» Шутка всем показалась удачной. Под смех и аплодисменты Брежнева проводили в отведенную для него каюту.

Ким Ир Сен с благодарностью принял пакет с тельняшкой и бескозыркой. Но кепку снимать не стал. Обошелся без шуток. Лишь приветливо улыбался, обводя взглядом стоящих на палубе моряков»¹⁴.

В течение нескольких часов крейсер кружил по заливу Петра Великого между поросшими лесом сопками острова Русский и промзонами окраин Владивостока. Сперва гостю показывали боевые стрельбы «Варяга». Ким был в восторге: по его глазам было видно, как он хотел получить такие ракеты. Ему как бы намекали, что для надежных друзей СССР все возможности открыты.

Затем Ким и Брежнев уединились в каюте командира, переоборудованной под салон переговоров. Туда им был подан обед: борщ и макароны по-флотски. Обошлись без переводчиков, поскольку русский язык со времен Вятского Ким не забыл. Переговоры на военном корабле в открытом море считаются самыми надежно защищенными. Даже если кто-то попытается их прослушать, шум двигателей не позволит. Вдали от ненужных китайских и прочих ушей два лидера беседовали несколько часов. Затем улетели каждый в свою столицу.

В целом их отношения теплотой не отличались. Леонид Ильич воспринимал амбиции вождя КНДР с подозрением. Он постоянно напоминал Киму, что не нужно создавать напряженность в отношениях с Югом и думать о силовом воссоединении страны. Одной войны, мол, уже достаточно. Тот, в свою очередь, продолжал считать, что руководство СССР морально одряхлело, переродилось и недостаточно поддерживает революционный корейский народ.

Неизвестно, насколько встреча на «Варяге» повлияла на отношение Ким Ир Сена к Китаю, но вскоре все испортили сами китайцы. По мере развития культурной революции студенты-хунвейбины стали проявлять интерес и к корейским делам. Однажды они подогнали репродуктор к берегу Амнока и стали через границу призывать Кима покаяться в ошибках. А во время его визита в Пекин в 1967 году группа молодежи стала выкрикивать в его адрес оскорбления: его обозвали «жирной контрреволюционной свиньей, которая живет в пяти дворцах», обвинили в тяге к роскоши, насаждении культа личности, а также в том, что в Корее не произошло ничего похожего на культурную революцию.

Этот эпизод взбесил Кима. «Что может быть хуже, чем вмешательство во внутренние дела? Почему другие страны опять учат нас жить? О чем вообще думает Мао, когда его страна скатывается в хаос?» — думал он, глядя на рисовые поля за окном вагона, увозившего его из охваченного смутой Пекина в спокойный родной Пхеньян.

Кимирсеновский маятник качнулся со стороны Китая в сторону СССР и застыл посередине. С этих пор в Северной Корее китайский «догматизм» клеймили наряду с советским «ревизионизмом» и соблюдали равноудаленное отношение к обеим великим державам социалистического мира.

В условиях, когда связи с внешним миром были сведены до минимума, оставался один путь развития — использование внутренних ресурсов и главным образом человеческого фактора. На первых порах это давало впечатляющие результаты.