«14 января… Вильнюс. Траур. Нагнетание атмосферы националами. По уточненным данным погибло 14 человек… По сведениям минздрава Литвы, в больницах много тяжелораненых…»
«14 января… и погибло четырнадцать человек?!» – бросилось в глаза обер-кагэбисту. Слишком «режутся» цифры, что всегда вызывает подозрение. Только поэтому на полях появилось уточняющее: «Сколько именно составляет это «много»? Однако дать точную цифру шефу КГБ так никто и не удосужился. Впрочем, в ней и не было необходимости; какая, собственно, разница?!»
«14 января. В Вильнюсе делегация Совета Федерации СССР. Военным приказано от боевых действий воздерживаться. Заявление министра внутренних дел СССР: “Вся вина за человеческие жертвы ложится на руководство Литвы”. Еще бы! Президент СССР: “О случившемся я узнал только рано утром. У меня состоялась беседа с руководителями Литвы. Стремления к диалогу не обнаружено”».
– Вот так-то: не обнаружено! – воинственно осклабился обер-кагэбист. – А это уже важно. Вряд ли этот «прораб перестройки, по чьей вине как раз и рушится вся страна, представляет себе, какой аргумент, какой факт предоставил он в руки его, Корягина, стаи.
«23 мая. Нападение Рижского ОМОНа МВД СССР на таможенные посты Латвии на границе с Литвой и Эстонией».
Из заметки на полях. «Уточнить количество постов. Кто отдал приказ о нападении?»
«24 мая. Из Генпрокуратуры… Указание Генпрокурора СССР: возбудить уголовное дело в отношении сотрудников рижского ОМОНа “в целях установления правомерности его самовольных действий по ликвидации незаконно возведенных постов таможенной службы по признаку превышения власти”».
«Самовольные действия, – вновь ухмыльнулся шеф КГБ, – по ликвидации незаконно возведенных постов…» Неувядающие соломоны-мудрецы из Генпрокуратуры! Если сама Генпрокуратура признавала, что посты на границах созданы незаконно, тогда – всякое обвинение в адрес ОМОНа уже не имеет смысла. Неужели возможно еще какое-то толкование? Впрочем, эти сволочные адвокаты способны вывернуть сей казус и так и эдак.
Заметки на полях: «Кто отдал приказ?» Ответа напротив этого сообщения не последовало. Хотя не мешало бы заполучить его…
«24 мая, – перешел он к следующей записи. – МВД. Министр внутренних дел Пугач заявил корреспондентам, что отряды милиции особого назначения никакого отношения к событиям на границах Латвии не имеют».
– Идиот! Какой же он идиот! – вслух взорвался шеф КГБ, брезгливо отодвигая от себя папку, по записям в которой мог чуть ли не по часам восстановить все события «на просторах одной шестой суши», начиная с января; и устало помассажировал лицо.
До сих пор на амбразуры бросали спецотряды милиции. Омоновцев теперь уже называли «мабутовцами», по аналогии с каким-то африканским идеологическим пугалом времен Хрущева, а то и «эсэсовцами», и даже «власовцами». И уже всем было ясно, что не пройдет и двух-трех месяцев, как министром внутренних дел пожертвуют, сдав его прессе, а возможно, и прокуратуре, как сдают жертвенного барана.
Тем временем Корягин прекрасно понимал, что в его личной судьбе сегодняшний день – переломный. С нынешнего дня требовать на полях своего досье уточнений: «Кто отдал приказ?» ему уже не придется. Этого будут требовать другие. Ибо отныне создавать «пожарные» отряды коммандос и отдавать приказы придется ему самому.
– Товарищ генерал армии, – появился в проеме двери помощник Корягина. – Расшифровка записей бесед Президента России и прочая оперативная информация.
– При докладе имен и должностей не упоминать, – сквозь сжатые зубы процедил шеф госбезопасности, пристально глядя на порученца-полковника.
Тот запнулся на полуслове, дернулся всем туловищем, словно только что из уст офицера расстрельного отделения прозвучала команда «пли!» и, проглотив комок страха и разочарования в самом себе, с трудом произнес:
– Есть, имен и должностей не упоминать! – Но взгляд, которым он обвел стены кабинета Корягина, вопиюще вопрошал: «Как?! Да неужели и здесь тоже прослушивают?! Кто же на такое отважился бы?!»
– Хорошо держишься, – словно сквозь сон, донеслись до него угрожающе-вещие, подколодные слова шефа. – Не каждому удается. Но, как водится: под протокол – и в расход!
Покончив с записями и с оперативной сводкой, шеф госбезопасности еще какое-то время не решался притрагиваться к черной папке, к этому «державному воронку», как он ее называл. Было что-то магическое в ее облике, в черноте ее обложки и кровавом бархате внутренней обшивки.