– Может, вам есть смысл вылететь в Крым? – несмело предложил референт, когда в комнате для официальных лиц они остались только вдвоем.
– В Крым, прямо сейчас?
– Согласитесь, что ситуация странная. Если Президента лишили связи и взяли под домашний арест, то получается, что действовали путчисты на территории суверенной Украины. Но тогда у мировой общественности возникает вопрос: «Почему же власти этого суверенного государства даже не попытались вмешаться в ситуацию? Не потребовали предоставить им возможность связаться с Русаковым? Не побывали в резиденции советского лидера?»
– Согласен, такие вопросы неминуемо возникнут, и вместе с ними возникнет вопрос: «А не заодно ли это руководство с гэкачепистами?»
– Именно это я и имел в виду, хотя, из деликатности, не озвучивал. Так что, распорядиться, чтобы готовили к отлету ваш самолет?
– Как вы себе это представляете?! – вскинул брови Ярчук. – Оставить Киев? Очень многие, обрадовались бы, узнав, что в столице меня нет. Что я оставил ее хотя бы на несколько часов. – Предверхсовета недоверчиво взглянул на референта: уж не провоцирует ли его на эту поездку? Не по собственной инициативе, понятное дело, провоцирует, а по чьей-то подсказке.
– Визит может быть кратким, и мы бы его не афишировали.
– …И потом, с какой стати я подамся туда? Разве что прибыть на полуостров, нанося официальный визит главе дружественного государства, СССР? – уже как бы рассуждал сам с собой Ярчук. – Но слишком уж неудачное время для подобных визитов. К тому же моя поездка явно ударила бы по позициям российского президента Елагина.
…Нет, утверждался Ярчук в своей уверенности, уже впав в привычное для себя молчание. Это даже хорошо, что пока что Президент Союза безмолвствует, ибо молчание его дает возможность главам суверенных государств, и прежде всего России, проявлять очень важную для их имиджа, для становления их государств и… для окончательного распада Союза – инициативность.
– Надо полагать, что уже завтра в Киеве будет созвана сессия Верховного Совета? – сунулся к Ярчуку с микрофоном какой-то журналист, перехватив его в коридоре, почти на выходе из здания.
– А что, разве в этом есть необходимость? – ответил Ярчук вопросом на вопрос, прекрасно понимая, что для журналистов, желающих истолковать его поведение, сейчас имеет значение буквально все: насколько подавленным или, наоборот, спокойным он выглядит, как держится, что и как говорит, не избегает ли встреч с прессой…
– Ну, как же… – замялся журналист. Он-то считал, что ответ вполне предсказуем: Ярчук завтра же попытается собрать депутатов Верховного Совета. – В связи с ситуацией в стране.
– В какой стране? – осадил его Ярчук.
– Во всей. В России, в Москве.
– А вы, собственно, какую страну представляете?
– Украину. Я – киевский журналист…
– Тогда о какой такой ситуации в «нашей стране» ведете речь?
– Прежде всего я имел в виду Украину, – стушевался журналист.
– А что в Украине происходит такого, что может требовать введения чрезвычайного положения? – слегка повысил голос Ярчук. – Есть хоть какие-то признаки того, что в стране происходит что-то из ряда вон выходящее? Сами видите – народ в отпусках, на дачах, на пляжах… Тогда в чем дело?
– Понял: путч – проблема россиян, а в суверенной Украина ничего особого не происходит, – по-заговорщицки ухмыляется журналист. – По крайней мере из ряда вон выходящего.
И Ярчук понял: теперь уже этот журналист – на его стороне. Этот, во всяком случае, хотя бы этот, – обвинять его в противодействии гэкачепистам не станет.
– Но в Москве-то?.. – все же попытался газетчик хоть что-либо выведать у Предверхсовета.
– А что… в Москве?
– Нервничают в Москве, товарищ Ярчук.
– Вот это правильно подмечено: в Москве действительно нервничают. И длится этот процесс очень долго. Спешат, а потому нервничают. Но это – в Москве. А нам, в Киеве обитающим, спешить некуда. Мы умеет ждать. В Киеве всегда умели ждать и… выжидать. Нас к этому приучали столетиями: «Не торопиться поперед батьки в пекло, не высовываться, не зарываться…» Всегда было так, что нервничали мы… здесь, в Киеве, решая для себя: «Что там, в Москве, опять происходит?» Теперь же пусть нервничают в Москве.
– Решая для себя, что это происходит у них там, в Киеве… – в тон Ярчуку, продолжил его мысль журналист.
И наградой ему стала загадочная, непостижимая в своем хитросплетении, как сама душа украинца, – улыбка… главы подневольного государства, который почувствовал пока еще слабый и пока еще повевающий пороховой гарью и кровью, запах свободы.
Прибыв в Москву, главком Сухопутных войск решил направиться не в Министерство обороны, где должен был бы доложить о своем визите в Киев маршалу Карелину, а в Главное управление комитета госбезопасности. Он прекрасно уяснил для себя, что в гэкачепе старый маршал оказался на вторых ролях, на которые сам же себя, в силу своей совармейской инертности, и поставил.