– Поймите, Владимир Андреевич, это важно. От этого может зависеть потом весь расклад политической игры.
– Я же отвечаю за свои слова, Петр Васильевич, – обиделся Президент. – Мы же с вами, когда начали задумывать этот вариант вывода страны из глубокого политического кризиса, то вы же помните… Процессы были очень сложными, в каждой республике специфическими, а главное, неоднозначными…
И вновь Прораб Перестройки представал умопомрачительно красноречивым и убийственно многословным. О чем бы он ни начинал говорить, Корягину всегда стоило душевных усилий выслушать его тираду хотя бы до половины. И только до половины кое-как выслушивал. Однако сейчас у него не хватало мужества даже на такой подвиг.
– Так все же, знает или нет? – хрипло спросил Корягин.
– Возможно, догадывается, – неожиданно для самого себя выпалил Русаков. – Но это всего лишь его догадки. Вы же понимаете, что Лукашов – это Лукашов…
«Кремлевский Лука – тотчас же обратился Корягин к его кличке, – это действительно Кремлевский Лука». Однако вкладывал в этот афоризм совершенно иное понятие, нежели генсек-президент.
– Но вы хоть понимаете, что к постам председателя, а также генсека, который он получит на ближайшем Пленуме ЦК, Лукашов не прочь был бы присоединить еще и пост президента? – угрожающе напомнил Русакову шеф госбезопасности. – И это ваш дорогой, уважаемый Лукашов, с которым вы столько лет плечо в плечо…
– Да вижу-вижу его насквозь. Только не пора…
– Бессонов, кстати, тоже отказался. Мол, глава политического ведомства, министр иностранных дел, и все такое…
– Ну, этот-то не должен был отказываться, Петр Васильевич, – настала теперь уже очередь самого Президента упрекнуть шефа госбезопасности. – Когда даже министр иностранных дел отказывается войти в комитет по спасению Отечества, то это, знаете ли… Это чревато. Так мы, товарищи, можем далеко зайти.
– Сейчас важно, как он поведет себя дальше. Но в любом случае он остается «нашим». А нет, так… под протокол – и в расход, – в очередной раз не удержался Корягин, чтобы не плеснуть на душу свою любимую, еще от деда-чекиста наслышанную присказку.
– Это мы определим завтра, по реакции посольств. Наших и зарубежных. Тут, знаете ли, все зависит от того, как он сумеет повести разговор с дипломатическими ведомствами и журналистами. Процессы, которые происходят сейчас в центре и на периферии нашей страны, они ведь…
– Словом, к вопросу о министре иностранных дел мы еще вернемся.
Президент знал, что генерал госбезопасности не любит долгих разговоров – ни деловых, ни по душам, поэтому нутром чувствовал, что тот явно тянет время. А тянет потому, что свой главный вопрос он еще не задал. Очевидно, выжидает, выбирает момент. Многое отдал бы сейчас хозяин «Дороса», чтобы заранее выяснить, в чем его суть.
– Ну а как там вообще? Какова ситуация? Как она воспринимается москвичами, политиками? – поинтересовался Президент; с одной стороны, понимая, что разговор явно подходит к концу, а с другой – давая главному чекисту страны шанс хоть в какой-то форме, но задать этот свой вопрос.
– Все документы по нашему ведомству, а также ведомству Министерства обороны и ЦК, уже ушли на места. Все силовые службы приведены в состояние полной боевой готовности. Но, в общем, утро покажет. Да, а как быть с Вежиновым?
– Он должен оставаться вне наших планов, – жестко предупредил генсек-президент.
– Я того же мнения. Несмотря на все его старания… – молвил Корягин.
– И вот что, постоянно держите в поле зрения нынешнего главу Российской Федерации. Этот особенно опасен. Кстати, он мне звонил.
– Только что?! – встрепенулся Корягин. И тут же мысленно упрекнул своего собеседника: «Какого ж ты черта молчишь? От кого скрывать пытаешься?»
– Вчера. Но ему прямо дали понять, что позвонил явно невовремя.
Корягин злорадно рассмеялся.
– Значит, и Елагин занервничал? Не долго же он продержался. Хотя тоже небось ко всесоюзной короне примеряется.
– Угроза, которая исходит от этого «деятеля», намного серьезнее, чем может показаться на первый взгляд, – грубо намекнул Русаков на то, что пора бы уже каким-то образом изолировать его от общества.
– Примем меры, Владимир Андреевич, примем. Вы слегка погорячились: нужно было бы пообщаться с ним, прояснить его взгляды, определиться с намерениями.
Замечание Президенту явно не понравилось. Он и сам понимал, что погорячился, таких людей, как Елагин, нужно выслушивать. При любом раскладе сил и при любом настроении; да только что уж тут?..
– Придет время – определимся, – многозначительно произнес Президент. – И хватит о нем. Сейчас важно, как отреагируют ведущие страны мира. Особенно Президент Америки.