– Понимаю, солдафон… – примирительно согласился Корягин, уже знавший, что главком сорвался и нахамил генсек-президенту. – Но для «легенды» это даже хорошо. Да, у вас побывали генералы Банников, Цеханов, Ротмистров. Но разве они входили в состав гэкачепе? И разве гэкачеписты несут ответственность за их действия? Понятно, что следовало бы своевременно предотвратить их визит, однако же недосмотрели, а посему покаялись. Вот и вся реакция на визит «группы товарищей». В то же время у нас – то есть у меня, Лукашова, Ненашева – по-прежнему остается возможность в любое время апеллировать к вам как Президенту и генсеку.
– Оно так, и все же…
– Понимаю. Тут все – как в старом еврейском анекдоте – «… а неприятный осадок все же остался».
– Кстати, как в реальности восприняли мой отказ «кремлевские чрезвычайщики»?..
Корягин немного замялся, подыскивая наиболее точное определение:
– Заглотнули. Главное для нас с вами – придерживаться основной нити «легенды». Конечно, по ходу событий сценарий станет меняться. Но я буду держать вас в курсе. – И мысленно определил: «Временами хорошо держится. Впрочем, попробовал бы иначе. Под протокол – и в расход!»
– Кстати, что вы можете сказать о Лукашове?
– Ну, Кремлевский Лука в своем амплуа… Он в «чрезвычайку» тоже не вошел.
– Плохо.
– Никто и не спорит: плохо. Но отказ свой Лука мотивирует тем, что как глава законодательной власти должен будет утверждать и госкомитет, и это самое «чрезвычайное положение»…
– Все равно плохо.
Они помолчали. Шеф госбезопасности страны знал, что линия не «просвечивается», поэтому определенная открытость текста, как и многозначительность молчания, его не смущала.
– Владимир Андреевич, есть вопрос.
– Слушаю, – благодушно молвил генсек-президент.
– Лукашов – он что, действительно не был ознакомлен с планом введения в стране «чрезвычайки»?
– Только в самых общих чертах.
– То есть он все-таки с самого начала знал о планируемом перевороте?
– Я же сказал: в самых общих чертах.
– Что же вы не предупредили меня?! – сдержанно возмутился Корягин.
– Но я же все объяснил. Он посвящен только в саму идею, без каких-либо деталей и оперативных разработок.
– И все же, почему не предупредили? – повторил свой вопрос Корягин, и спокойствие, в которое он был облачен, не могло обмануть генсек-президента. Он знал, какие слова последуют за этой обидой: «Хорошо держитесь, товарищ Президент, но… под протокол – и в расход!». И не факт, что молвлены они будут мысленно.
– Вы же понимаете, что хоть в каких-то моментах он все же должен был ориентироваться. Это же Председатель Верховного Совета. И если бы он вдруг… то вы же понимаете… это было бы чревато…
«То есть получается, что и на сей раз Прораб Перестройки сыграл на две колоды карт, – понял шеф госбезопасности. Лукашов давно знает, что все, что происходит сейчас в Доросе, – всего лишь политический фарс, а потому держится довольно уверенно, чувствуя себя подстрахованным на все возможные варианты исхода путча».
«Самый информированный человек страны» вдруг ощутил себя преступно обделенным важнейшей информацией, а потому обиженным.
– Кто еще?
– Что?
– Я спрашиваю: кто еще ознакомлен вами с планом, о котором изначально должны были знать только два человека: я и вы? – резко наехал он на Президента. – Кто конкретно: Ненашев? Вежин?
– Петр Васильевич, мы же с вами…
– Так «да» или «нет»?!
– Нет, больше никто. – Русаков услышал, как шеф госбезопасности грозно засопел в трубку, и еще увереннее подтвердил: – В самом деле никто. Если только сам Лукашов сумел хранить молчание.
Ответом ему был ехидный, недоверчивый смешок шефа госбезопасности.
Женщины входят в жизнь мужчины в трех случаях: чтобы скрасить эту жизнь, взорвать ее, или же перепахать так, что она превратится в ад. Носителем какой из этих функций представала Лилиан Валмиерис, милым голоском сообщая, что их вызывают в Москву, майор Курбанов пока что не знал. Впрочем, сам вызов не удивил и не встревожил его. Не вечно же ему пребывать в этих дико-райских предгорьях, рано или поздно его должны были отозвать в столицу, чтобы уже оттуда ввергнуть в месиво очередной политической драмы, очередного правительственного хаоса, очередной армейско-политической бойни.
И что именно предстоит ему познать на сей раз, уже не имело значения, – предвидеть-то все равно невозможно. Поэтому единственное уточнение, которое он не мог не сделать: «Вызывают нас обоих?»
– Понимаю, что вам хотелось бы как можно скорее избавиться от меня, – начала было Латышский Стрелок, однако не сдержалась, сбилась с игривого тона и по-женски взволнованно произнесла: – Как это ни странно, Виктор, – слово «Виктор» она вдруг произнесла томно, на французский манер, с ударением на последнем слоге и слегка грассируя на «р». – На сей раз вам явно не везет: новые женщины, новые флирты, новые страсти… – все отпадает. – В подобных пассажах она по-прежнему оставалась верной себе.
– А цель вызова в столицу?
– Есть опасение, что эта поездка может оказаться последней нашей общей.
– Что-то не припоминаю, чтобы мы с вами вместе колесили по Европам.