Он теперь понял, что его прежняя жена сделалась вполне японкой, человеком, совершенно отличным от него самого, гостем из другой, чуждой среды. Больше не могло быть и мысли об объятиях и поцелуях. Теперь вопрос был уже не о Яэ Смит, осуждении или прощении. Он был англичанин, она — японка. Они были уже разведены.
Асако ожидала, как жертва в застенке, готовящегося удара.
Большой человек поднялся с кресла и протянул руку жене.
— Простите меня, маленькая Асако! — сказал он очень мягко. — Вы совершенно правы. Это было ошибкой. Прощайте, и да благословит вас Бог!
С бесконечным облегчением и благодарностью она взяла лапу гиганта своей тонкой ручкой. Она, казалось, уже потеряла способность к пожатию, стала настоящей японской рукой. Больше ничего не было сказано.
Он открыл перед ней дверь. Еще раз, как на ступенях алтаря в Сент-Джордже, высокие плечи склонились над маленькой фигуркой движением инстинктивным — покровительства и нежности. Он закрыл за ней дверь, перешел через комнату и встал у пустого камина, засоренного спичками и окурками сигарет.
Через некоторое время вернулся Ито. Оба мужчины пошли вместе в присутственные места района Акасаки. Там Джеффри подписал заявление, английское и японское, подтверждающее, что его брак с Асако Фудзинами уничтожается и она может вернуться в семью ее отца.
На следующее утро, на рассвете, его пароход оставил Йокогаму. Прежде чем он прибыл в Ливерпуль, война была объявлена.
Глава XXII
Фудзинами Асако
И ложусь, смотрю,
И проснусь — смотрю,
Как, увы, просторно ложе.
Асако была восстановлена в имени и принадлежности к семье Фудзинами. Ее поведение было результатом наследственного инстинкта или естественной силы обстоятельств, но, во всяком случае, и ловкой дипломатии ее родных. Она была затравлена и поймана, как дикое животное; и скоро она почувствовала, что стены ее тюрьмы, сначала казавшейся такой обширной, что она ее вовсе не чувствовала, стали постепенно, день за днем, надвигаться на нее, как в средневековой комнате пыток, толкая ее шаг за шагом в сторону зияющей могилы японского брака.
Фудзинами приняли в семью свою иностранную кузину вовсе не из чистого альтруизма. Как японцы вообще, они сопротивлялись бы вторжению «танин» (чужого) в тесный их кружок. Взяли они ее потому, что это было выгодно для них.
С тех пор как Асако стала членом семьи, обычай позволял мистеру Фудзинами Гентаро управлять ее деньгами. Но мистер Ито предуведомил своего патрона, что деньги все-таки были ее, и только ее, и что в случае второго брака они опять уйдут из рук. Следовательно, для политиков дома Фудзинами стало необходимо, чтобы Асако вышла замуж за одного из Фудзинами, и как можно скорее.
Затруднение было не в том, что Асако могла бы воспротивиться новому браку, — Фудзинами и в голову не приходило, что у этой иностранки из Европы могут быть мнения, не подходящие к японскому укладу жизни, — а в том, что было очень мало претендентов, подходящих по своим качествам. Действительно, в прямой нисходящей линии имелся только молодой мистер Фудзинами Такеши, юноша с пурпурными прыщами, выделявшийся своим остроумием и savoir vivre[40] на вечере первого семейного банкета.
Правда, у него уже была жена, но с ней легко развестись, так как ее семья неважная. Но если он женится на Асако, способен ли он еще производить здоровых детей? Конечно, он может усыновить детей, которых уже имел от первой жены. Но старший мальчик обнаруживал признаки умственной дефективности, младший был совершенно глух и нем, а две девочки и в счет не идут.
Дедушка Фудзинами Генносуке, который ненавидел и презирал своего внука, стоял за совершенное устранение его и его потомства и за усыновление заботливо выбранного и подающего надежды «йоши» — приемного сына — путем брака с Садако или Асако.
— Но если эта Асако бесплодна? — говорила миссис Фудзинами Шидзуйе, которая, естественно, хотела, чтобы муж ее дочери Садако был наследником Фудзинами. — Тот англичанин был силен и здоров. Они жили вместе больше года, и все-таки не было ребенка.
— Если она бесплодна, тогда надо взять приемного сына, — говорил старый джентльмен.
— Усыновлять два раза подряд приносит несчастье, — возражал мистер Фудзинами Гентаро.
— Тогда, — сказала миссис Шидзуйе, — надо позвать для совета старушку из Акабо. Она осмотрит тело этой Асако и сможет сказать, способна ли та иметь ребенка.
Акабо было горное село, откуда первый Фудзинами пришел в Токио искать счастья. Японцы никогда не разрывают окончательно связей с родным селом, и в течение более ста лет токийские Фудзинами ежегодно ездили в горы севера, чтобы воздать честь могилам своих предков. Они еще хранили наследственную веру в знахарок округа и время от времени приглашали их для совета в столицу. Другим их медицинским советником был профессор Кашио, получивший ученые степени в Вене и Мюнхене.