Я кошусь на Макса с нескрываемым удивлением. Когда-то он курил, но вечность назад бросил, и как-то все это было завязано на их первой встрече со Снежкой, но эти двое никогда не сознавались как именно, ограничиваясь обменом дебильными улыбочками.
А я последнюю сигарету выкурил в день официального усыновления. Всегда почему-то думал, что брошу курить именно когда стану отцом. Вышло немного не так, как я думал, но ведь вышло же.
– Я б на твоем месте хотел, – Макс задумчиво косится в сторону ресторана. С учетом его грима – смотрится конечно очень эпично. Хоть сейчас бери крупный ракурс на эту чернявую, бесстыжую рожу и снимай эпизод “Молодой цыганский барон выбирает место для остановки табора”.
– Я и хочу, – слышу себя как будто со стороны. Чувствую – совершенно чужим человеком. Не хочу стоять здесь сейчас, хочу с ноги открыть эту гребанную дверь и на плече утащить Холеру подальше от алтаря. Но она права. Не могу я все время относиться к ней как к бедовой девчонке, которая не умеет правильно оценивать риски. В конце концов, именно она с того света вытащила мать и три года воспитывала мою дочь, даже не подумав попросить помощи.
У неё есть мозги, я знаю.
Но насколько у неё все крепко с мажориком – не имею ни малейшего понятия.
Знаю только что вижу – что у нас с ней ничего не отболело, не откипело, не успокоилось. И безумная наша химия отшибает рассудок обоим, вопреки длиннейшему списку возражений.
Только химия – это еще не все.
И с моей прорвой косяков на одной химии увы не выгребешь.
– Опа-опа, Юл, смотри! – Макс резко подается вперед отрывая зад от капота машины. И глаза его радостно сверкают, как у гончей вставшей на след.
Дверь ресторана распахивается – увы, не от моего пинка, но ура – от пинка шагнувшего наружу жениха.
Вот уж действительно “опа-опа”. Физиономия у Кирилла Лисицына сейчас настолько перекошена гневом, что сложно поверить что в обычной жизни от одного только взгляда на него у меня все нутро слипалось. Вот уж действительно “противозачаточная рожа” – никаких презервативов ему не надо, ему с ней просто никто не даст…
Натыкаясь на меня взглядом Лисицын замирает. Перекошенное лицо сатанеет сильнее, и даже кулаки в первую секунду сжимаются.
– Куда же без тебя, да, мудень? – хрипит жених бешено, – ты не можешь оставить нас с ней в покое, да?
– Не могу, – пожимаю плечами, – никогда не смогу. Это мои девчонки. И всякие сидельцы и наркоши могут гулять лесом подальше от них.
Кажется – драки не избежать. Я не отступаю – я предвкушаю, ощущая вожделенный зуд в костяшках пальцев. В первый раз нам не дали закончить. А я очень уж хотел поправить форму у этого возмутительно неломанного шнобеля. Да и ребра я ему в тот раз не особенно детально пересчитал, нужно бы провести переучет.
Только вот жаль – ничего не происходит.
Наливающийся багряным бешенством Лисицын пошатывается с пятки на носок, а потом – будто невидимый ошейник оттягивает его назад. Будто сам он себя от меня отводит назад, хоть и с отчетливым бешенством сглатывает.
– Пошел ты нахрен. Пошли вы все… – произносит с ненавистью и резко отворачивается, быстрым шагом уносясь прочь.
– Обручального кольца я не заметил, – хладнокровно роняет Макс, заставляя меня перестать фокусироваться на решившим на позорное бегство противнике, – да и вряд ли бы их расписали за три минуты.
– Ох, бля, – срываюсь с места практически пулей. Мысль паршивая и безрадостная озаряет темную мою голову – от Катерины ушел жених. Не просто так ушел, а в час свадебной церемонии в ресторане с гостями, коих по количеству тачек явно дохрена…
Мои дедуктивные способности оказываются правы. Я захожу в ресторан и вижу озабоченный рой людей, которые перешептываются на совершенно бесцеремонных частотах.
– А что случилось-то?
– Кирилл что, совсем ушел?
– Может быть это розыгрыш?
– А это еще кто, любовник? Это фотку с ним Кир у Кати забрал?
Ах если бы, ах если бы…
Я пробираюсь сквозь толпу с нарастающим беспокойством. Чем дольше я не могу найти Катерину – тем отчетливей я ощущаю всю степень её нервозности. Она не попадается мне в первом зале, но находится все-таки во втором, как куколка упавшая на кресло и сложившая руки на колени, а слова – куда-то за пазуху.
Бледная, почти зеленая, абсолютно беззвучная, хотя вот именно вокруг неё и больше всего озабоченных состоянием невесты гостий.
– Катюш, Катюш? Что случилось у вас? Он тебе изменил?
– Он вернется. Это же Кирилл. Он недалеко ушел, сейчас перебесится и…
Это конечно гнусный шовинизм, но все-таки, как же хочется рыкнуть что-то в духе: “А ну брысь в стороны, дуры! Раскудахтались.
Катя не смотрит вперед. Смотрит только перед собой, старательно не поднимая глаз. Объясняться ей явно не хочется. Только когда я пробиваюсь таки сквозь препоны “подружек невесты” и опускаюсь на против неё на корточки. Ловлю холодные от переизбатка нервов ладони.
Ощущаю лихорадочный рывок прочь, но все-таки удержусь и хоть сегодня, здесь и сейчас я поведу себя прилично. Просто проговариваю так, чтоб все слышали.
– Поехали, Юкатерина Юрьевна, такси подано.
Она моргает осоловело, недоумевающе.
–Какое еще такси?