Киндер-сюрприз с героином

Неужто из-за Люсьен? Что-то не похоже на страшную месть из-за похищенной любимой, особенно после приказа стрелять по машине. Здесь явно дела более серьезные. Но какие?

Виталик решил не слушать больше ничьих советов. Пошел в милицию давать показания и выяснять самолично подробности ночного убийства. Что ж, это его право. Мое дело — попытаться все же прекратить зимнюю охоту. Тем более что и сама я оказалась под прицелом.

Я решила пока подождать Виталика здесь, не метаться попусту по городу. Нужно сделать необходимые звонки, поразмышлять над убийством бедного, доброго Деда Мороза. Рискованно, конечно, но не больше, чем все остальное. Пока в дом, оцепленный милицией, бандиты соваться не должны.

Возле входной двери в квартиру Ежковых что-то хлопотливо фотографировала и вымеряла следственная бригада. Они утверждают, что всю ночь в подъезде горел свет. Странно, как тогда наемник мог перепутать Виталика со стариком? Почему-то версия опосредованной мести Виталику через убийство отца тоже представлялась мне чересчур фантастической, а как раз в ней-то ни менты, ни соседи не сомневались. На лестничной площадке громко обсуждалось, сколько родственников и знакомых погибает в наше время ненароком из-за горе-бизнесменов, на которых включены счетчики… Слушая разговоры сквозь приоткрытую дверь и невнятные показания перепуганных соседей, я подумала из чувства протеста: а что, если попробовать вывернуть эту версию задом наперед и представить, что стреляли именно в Павла Андреевича? Тогда и вся предыдущая история может увидеться несколько в ином свете. Может, в машине преступники тоже целились в Ежкова-старшего? И тогда, на даче. Почему Виталик решил, что вся эта заваруха связана исключительно с его конкретными делами? Предположение про охоту на Павла Андреевича, конечно, выглядит абсурдно, это ясно. Но если его хотя бы опровергнуть, можно приблизиться к разгадке.

Тяжело вздохнув от предстоящего морального испытания, я толкнула дверь в комнату-кабинет Павла Андреевича, где стояли на полках его книги, а в углу виднелся знакомый картонный ящик с детскими подарками, на стуле аккуратно висел старенький, но безукоризненно отглаженный пиджак. Вещи словно бы ждали возвращения хозяина и были уверены, что тот вот-вот вернется. В идеальном порядке, как это нередко бывает у отставных военных или педантичных учителей, на большом старинном письменном столе были расставлены приборы для ручек и карандашей, маленькая аптечка, в которой всегда был под рукой валидол и нитроглицерин, баночка для скрепок, визитница. Присев за стол Павла Андреевича, я начала просматривать визитки в коллекции бывшего учителя. Какой-то деятель из Министерства образования, незнакомые фамилии и названия фирм, много визиток сотрудников банков и коммерческих магазинов. Непонятно, откуда у пенсионера столько знакомых среди толстосумов? Коллекционировал он их, что ли, эти визитные карточки, как и я? Дойдя почти до конца красивого блокнота в кожаном переплете, с той лишь разницей, что каждая пластиковая страница имела специальные окошки для визитных карточек, я обалдело замерла, не веря своим глазам.

«Кривин Владимир Алексеевич, президент торговой фирмы „Гном“ — золотыми буквами было написано на черном картонном прямоугольнике.

«Томилин Анатолий Сергеевич, коммерческий директор торговой фирмы „Гном“ — значилось на соседней визитке.

Вот это да! Эти-то друзья откуда здесь взялись? Разбор бумаг на столе Павла Андреевича Ежкова объяснил мне, по крайней мере, его пристальный интерес к жизни сильных мира сего. Папка для бумаг, подписанная аккуратным учительским почерком старомодным словом «Прошения», содержала целую стопку заготовленных к отправке писем от детского фонда «Открытое сердце» ко всем подряд организациям с просьбой о деньгах, которые в одном случае обзывались «спонсорской помощью», в другом — «материальной поддержкой» или «меценатством». Насколько я поняла, Павел Андреевич проделывал сизифов труд, беспрерывно писал и рассылал свои прошения во все присутственные дома города Тарасова и напрашивался на личные визиты к директорам, после которых он нередко лишь получал для своей коллекции новую визитную карточку. Почти ко всем письмам были приколоты ответные резолюции с вежливыми, безликими отказами, но, видно, Павел Андреевич не терял надежды на то, что его «Открытое сердце» может достучаться в закрытые. Кое-где в руки попадались приколотые к письмам бумажки с напоминаниями самому себе типа: «Позвонить в марте. Ожидается рекламная кампания» или «Прийти снова через месяц».