- Можно, – подтвердил Хёгуната. – Спасибо, что дал высказаться человеку Крови.
Черный важно поднялся, оправил свой алый кушак поверх зеленых штанов и выступил вперед.
- Из всех перечисленных выше преступлений я признаю только первое, – спокойно сказал он. – Я хотел купить благородный фиолетовый бархат.
Вздох изумления вновь пронесся над скамейкой людей.
- А как же остальные два? – спросил Хёгуната. – Ты признал самое легкое из предъявленных тебе обвинений. Что до меня, то я нахожу его просто смехотворным по целому ряду причин, но не мне перекраивать людские законы. Два других обвинения более тяжкие. И за них не миновать тебе наказания, потому что Ляфей не лжет, это абсолютно точно.
- Но и всей правды не договаривает, – многозначительно ответил Черный, и Ляфей подскочил, как ужаленный. – Или перевирает все так, как выгодно ему.
- Так расскажи ты, как все было, – велел Хёгуната. – Но если ты солжешь, я тотчас об этом узнаю.
- Я не солгу, – пообещал Черный, – но если я добавлю то, о чем умолчал Ляфей, ты узнаешь ли?
- Непременно!
Черный пожал плечами и выступил вперед, как это делал до него Ляфей.
- Высокий Совет, – произнес он и отвесил церемонный поклон на все четыре стороны. – Мы собрались здесь сегодня вовсе не для того, чтобы примирить двух человек, нет – мы собрались для того, чтобы не дать развязаться Цветной Войне, чтобы Черный и Фиолетовый не воевали, а жили как прежде в мире – разве нет?
- Истинно, – поддакнул Хёгуната. Люди замолчали, напряженные.
- И я уже пожалел, что взял в руки эту тряпку, – продолжил Черный. Ляфей на своем месте закипятился. – Вот! Смотрите все – не я зачинщик ссоры! Даже сейчас мой противник продолжает отстаивать цвет, но не мир… ему важнее всего его видимое благородство. Пусть так. Говорю всем: я отказываюсь носить фиолетовый отныне и до конца своей жизни!
Снова вздох изумления. Ах, какая речь! Но я до сих пор не понимаю, куда он клонит.
- Хотя, – продолжил Черный, – я и имею на это право. Разве нет?
- Нет! – выкрикнул Ляфей.
- Я дам на это ответ позже, – продолжил речь Черный. – Теперь о втором обвинении, о том, что черный я поставлю превыше фиолетового, – снова затаенное дыхание. – Это правда, – шумное «ах!» словно скатились вниз с американских горок. – Я отныне и впредь объявляю своим личным цветом черный. Я буду носить только черный. Пусть все видят, что я из черни. Я отказываюсь от права носить фиолетовый, и вместе с тем я клянусь, что своими делами и поступками я покрою этот цвет – черный – такой славой, что он засияет благороднее фиолетового. Именно это я имел ввиду. «Не успею я и состариться, а люди забудут, что фиолетовый благороднее черного!» Так я говорил?
– Да, ты тоже не лжешь, – согласился Хёгуната, – и в твоих словах я не вижу преступления. Напротив – твое стремление похвально. Не нацеплять на себя мнимое благородство, но стать им – чувствуешь разницу, человек Крови? Ну, а третье обвинение? Что скажешь об этом?
Черный вмиг преобразился; лицо его стало злым и гадким.
- Третье? – скрипучим неприятным голосом произнес он. – А разве ты приходил в мой дом, благородный Ляфей?
Образовалась пауза, молчание, ничем не заполненное. Хёгуната, повертев головой, не надумал ничего и сунул свою морду в молчаливый паланкин – посоветоваться, надо полагать. Он советовался недолго. Вынырнув из-под занавесок, он велел:
- Поясни, принц Зед. Второй Хранитель настаивает, что оба вы не лжете, хотя и утверждаете прямо противоположные вещи.
Я начал понимать, куда клонит Черный; теперь я уже понимал, почему смеялся Хёгуната. Ликование чуть не смыло меня с места.
- Алкиност Натх, – Черный обернулся у Алкиносту с поклоном, – подтверждаешь ли ты, что я твой принц, несмотря на то, что коронации еще не было?
- Подтверждаю и не отрекусь, что бы ты ни сказал, – ответил Алкиност.
- И, если не ошибаюсь, существует некий этикет, согласно которому ко мне должно относиться, – продолжил Черный. Хёгуната выглядел очень заинтересованным.
- Несомненно, – ответил Алкиност спокойно.
- Ляфей пренебрег этим этикетом, – резко сказал Черный. – Он действительно приходил в наш дом – но, спрашиваю я вас, отчего человек, сегодня требующий уважения к своему благородству, не уважает чужого? Или он, так пылко рассказывающий о законах людей, подзабыл законы Драконов?
- Поясни, – попросил Хёгуната.
- Охотно! Одним своим визитом он нарушил четыре закона!
Первый – он явился без приглашения. Где это видано, чтоб к принцу вваливался кто угодно, когда ему заблагорассудится?! Да еще и раскрыв двери пинком – на косяке до сих пор хранится след его сапога. Хотите, покажу? Это, что ли, твое хваленое уважение хотя бы просто к человеку?
Второй – явившись, он пренебрег отказом в аудиенции, то есть начал перечить воле принца, и ввалился в комнату, где мы отдыхали, продолжая настаивать на аудиенции!
Третий – когда мы проигнорировали его приход, он не удалился, о нет! Это привело его в ярость. И он начал крушить мои личные вещи – что это, смелость или глупое высокомерие?