- Ну что, еще не передумал идти туда? – спросил Черный, обернувшись к самозванцу.
Это были первые слова, которыми они обменялись за время всего путешествия.
Самозванец упрямо мотнул головой.
- Может, хоть скажешь, что тебя так привлекло в этом месте? – Черный кивнул на мрачный город. Я с интересом рассматривал руины – ибо теперь, при ближайшем рассмотрении, ясно было видно, что стены города давно обветшали и рухнули, дома, виднеющиеся из-за полуразрушенной арки, крошатся от времени, и все столь хрупко и непрочно, что рухнет при малейшем прикосновении. Вся картина в целом здорово напоминала ядерное пепелище. – Ради чего рискуешь жизнью?
Самозванец вызывающе посмотрел на Черного.
- А ты? – спросил он с ухмылкой. Черный покачал головой.
- Я – за честное имя свое, – серьезно ответил он. И ни слова больше.
Самозванец смолчал; думаю, он ожидал здесь и сейчас услышать то, что ему так не терпелось – то самое название глиняной игрушки. Он думал, что если подвести Черного к самому краю, то вскроет свои карты и ответит честно, и перестанет представляться дикарем-храбрецом…
Но этого не произошло.
Думаю, самозванец надеялся обрести в лице Черного союзника.
Но Черный не оправдал его надежд.
Интересно, отчего? Он обычно готов был помогать целому свету.
Отчего теперь вдруг затеял свою игру?
Не знаю…
Так или иначе, а мы спешились и начали разбирать свои вещи, готовясь налегке обследовать город.
Шарлатан, покуривая трубочку, гремел какими-то мазями в своих пузатых бутылках, краб, состроив серьезную мину, проверял арсенал – ого, да у него в самом деле целый арсенал с собой! И метательные ножи, которые он располагал по всему своему телу в специальные кожаные ножны, и пара крепких клинков – если он всем этим умеет пользоваться, он парень крутой. Черный, взяв одну лишь свою катану, усмехнулся но ничего не сказал.
Сам самозванец, как и полагается важному господину, в распоряжении которого есть отважный телохранитель и врач, ограничился тем, что прицепил к поясу свой меч.
Лошадей мы оставили на попечение наших с Черным слуг и ступили на мост.
Ступени, что вели наверх, были очень неудобные – узкие и порядком потертые временем. Такие только в кошмарном сне могут присниться – я даже вспомнил один из таких снов, когда срочно нужно наступить на эту ступеньку и удержаться, не свалиться вниз, а она словно тает под ногой, становится все уже и уже, и нога соскальзывает, не может зацепиться, с этой мокрой и скользкой, как сало, ступени…
Вот и здесь были такие. Приходилось подниматься боком, чтобы поминутно не оскальзываться, и у меня страшно кружилась голова – а еще страшнее хотелось упасть на карачки и ползти наверх на четвереньках. Наверное, это просто боязнь высоты, не знаю…
Вторая достопримечательность – это статуи, которые, при ближайшем рассмотрении оказались хорошо сохранившимися мумиями, живописно разложенными на этой лестнице – для оживления пейзажа, надо полагать.
Господи, как их было много!
И полуразложившиеся свежаки – видно, не перевелись в этих краях дураки, смельчаки и скупцы, – и высохшие скелеты в доспехах столетней давности, и совсем уж странные – одежды на них никакой не сохранилось, ни клочка, а тела были абсолютно целы и ровны, и даже не такие засушенные, как прочие. Жуть.
Встречались тут и каменные жаровни, изображающие мертвеца, с которого заживо содрали кожу. Пламя горело в голове; глаза с оплывающей разлагающей плотью, неровными кольцами окружающей глазницы и полуоткрытый покойницкий рот служили фонарями, и выглядело это… гм…
Очень скоро мы устали; подниматься туда было делом не из легких, да еще этот пейзаж…
Первым сдался самозванец; он упал на ступени рядом с выбеленным солнцем остовом. У него не осталось сил даже на то, чтобы оттолкнуть жуткого соседа. Здесь, наверху, дул нешуточный ветер, и он прятал окоченевшие руки в рукава. Черный, в своей меховой островерхой шапке, в развевающемся плаще, подбитом мехом, наверное не испытывал никаких неудобств от холода. Он обернулся на самозванца и с неудовольствием встал; он тоже устал, но отдыхать среди скелетов его не тянуло.
- Подожди, – просипел самозванец. – Я устал…
Краб, нагрузившийся железом по самую маковку – у него, кажется, даже из карманов торчало что-то железное и колючее, – согнулся в три погибели, тяжко дыша. Кажется, этот клоун нацепил еще и нагрудный панцирь… Я даже хохотнул представляя, как краб мужественно защищает самозванца, громыхая, как ведро с гайками.
Шарлатан тоже умаялся; он снял свой балахон внизу, чтобы длинные полы его не путались в ногах, и предстал перед нами в весьма добротной одежде, даже лучшего качества, чем у самозванца. К поясу шарлатана был привязан весьма увесистый кошель, туго набитый монетами, и трубка на цепочке, как у важного господина. Он уселся рядом с самозванцем, и тот, потрясенный, с удивлением разглядывал врача, которого подобрал где-нибудь на рынке – и тот непременно клянчил милостыню или что-то в этом роде.