Читаем Кинг-Конг-Теория полностью

Есть эта фантазия об изнасиловании. Эта сексуальная фантазия. Если я на самом деле хочу говорить о «моем» изнасиловании, нужно сказать и об этом. Эта фантазия есть у меня с самого детства. Наверное, это след тех обрывочных знаний о религии, которые я получила косвенно из книжек, телевизора, от других детей в школе, от соседей. Связанные, сожженные заживо святые и мученицы были первыми образами, возбудившими во мне эротические переживания. Мысль о том, что меня связывают, заставляют, принуждают, вызывает в маленькой девочке, которой я тогда была, болезненный трепет. И с тех пор эти фантазии остаются со мной. Я уверена, есть очень много женщин, которые предпочитают не мастурбировать, притворяясь, что это их не интересует, а на самом деле просто не хотят знать, что же на самом деле их возбуждает. Все мы, конечно, разные, но я не одна такая. Эти фантазии о том, что тебя насилуют, берут силой, с большей или меньшей жестокостью, фантазии, которые я гнала от себя с тех самых пор, как начала мастурбировать, возникают не на пустом месте. Это точный и полный смысла культурный механизм, который так формирует сексуальность женщин, чтобы они получали удовольствие от собственного бессилия, то есть от превосходства другого – потому что лучше удовольствие вопреки своей воле, чем как у шлюх, которые любят секс. Иудеохристианская мораль внушает нам, что лучше быть изнасилованной, чем шлюхой. У женщин есть предрасположенность к мазохизму, и корни ее не в наших гормонах и не в первобытных временах, а в конкретной культурной системе. И эта предрасположенность несет тревожные последствия для нашей способности пользоваться своей независимостью. Сладострастная и волнующая, она в то же время становится для нас препятствием: влечение к тому, что разрушает, отдаляет нас от власти.

В конкретном случае изнасилования она поднимает проблему чувства вины: мои фантазии делают меня соучастницей – если не виновницей – моего изнасилования. Чтобы не разбираться с этими сложностями, о такого рода фантазиях просто не говорят. Особенно те, кого насиловали. Скорее всего, нас много – тех, кто пережили изнасилование и кто испытывали прежде подобные фантазии. Однако эта тема окружена гробовым молчанием, ведь то, о чем нельзя сказать, беспрепятственно уничтожает нас изнутри.

Когда один из парней разворачивается со словами: «Шуточки кончились», – и дает мне первую затрещину, меня парализует ужас не перед пенетрацией, а перед близкой смертью. Что они нас потом убьют, чтобы мы не могли ничего рассказать. Чтобы не заявили в полицию, не дали показаний. В общем-то, на их месте я бы так и сделала. Страх смерти я помню совершенно отчетливо. Ощущение пустоты, вечности, и тебя больше нет, от тебя ничего не осталось. Это ближе к травме войны, чем к травме изнасилования, как о ней пишут в книгах. Именно возможность смерти, близость смерти, подчинение бесчеловечной ненависти другого навсегда впечатывает эту ночь в мою память. Изнасилование для меня отличает прежде всего его навязчивая неотступность. Я все время к нему возвращаюсь. Вот уже двадцать лет, всякий раз, как мне кажется, что я с этим покончила, я возвращаюсь к нему. И говорю о нем разные, противоречивые вещи. Романами, рассказами, песнями, фильмами. Все время воображаю, что смогу однажды с ним покончить. Ликвидировать событие, выпотрошить, исчерпать.

Это невозможно. Оно – основа. Основа писательницы Виржини Депант, основа женщины Виржини Депант, что не совсем одно и то же. Изнасилование одновременно уродует и создает меня.

<p>В постели с врагом</p>

«Парадигма “женские услуги – мужская компенсация” отражает принцип неравного социального обмена; я называю такой обмен “проституционным”, чтобы нагляднее показать конкретную материальную основу гетеросексуальных соглашений. Будь то публично освященная церемония заключения брака или подпольные торги в секс-индустрии, гетеросексуальные отношения формируются, с социальной и психологической точек зрения, постулатом права мужчины на женский труд. Даже те, кто осуждает дискриминацию и насилие над женщинами со стороны мужчин, редко ставят под сомнение прерогативы мужчины в сексуальной, бытовой и репродуктивной сферах».

Гейл Фитерсон «Призма проституции», 1996
Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее