Кинг-Конг-Теория

Сложность была и остается не в том, что я это делала. Приступая к этой главе, я вспоминаю много хорошего. Выброс адреналина, когда звонишь в дверь, еще более мощный выброс – перед началом некоторых сеансов. В плане секса – хотелось бы иметь возможность сказать что-то другое, потому что я уже не горю желанием пополнять категорию треша, но в целом это было очень увлекательно. Быть шлюхой частенько было классно, чужое желание приносило удовлетворение. А еще я впервые позволила себе настоящие походы по магазинам, на свои собственные деньги. У меня были такие суммы наличными, о которых я никогда и не мечтала, и возможность спустить их за один день. Этот опыт показал мне мужчин с ребяческой стороны, хрупкими, уязвимыми, и за счет этого сделал их для меня симпатичнее, проще, милее. И в конечном счете доступнее. Я научилась вызывать даже больше внимания, чем мне было надо. Я и представить не могла, что это уменьшит мою агрессивность к ним, которой, что бы там обо мне ни думали, никогда и не было так уж много. Мужские свойства или поступки меня не злят – злит меня, только когда мне пытаются что-то запретить.

Что на самом деле трудно – говорить об этом. Выражения лиц, которые я потом увижу. Снисходительность, презрение, фамильярность, неуместные выводы.

Когда я приехала в Париж, работать стало сложнее. Гораздо больше девочек, гораздо больше белых, из восточных регионов, очень красивых, а главное – гораздо больше опасных клиентов. Менты уже прочухали фишку с минителем, и это не оставляло места для прежней разборчивости. Я плохо ориентировалась в тех районах, где мне назначали встречи. Я хотела устроиться массажисткой или стриптизершей, чтобы вписаться в структуру, но офигевала от чудовищных процентов, тесных помещений, жуткой атмосферы – конкуренция вынуждала девчонок работать локтями. Кроме того, я уже была не одна, так что началось вранье и вечное ощущение, что я тащу свое дерьмо в дом. Я утратила равновесие.

Бросить трудно. Вернуться к обычной работе, где тебе платят обычную зарплату, относятся обычно – как к наемной работнице. Вставать рано утром и пахать весь день. Как бы то ни было, сколько бы я себя повсюду ни предлагала, работу я найти не могла. Пока, наконец, я не познакомилась с кем-то, кто в свою очередь попросил кого-то устроить меня в «Вирджин»[17], где я проработала несколько месяцев продавщицей. Пахать за минималку уже было роскошью. Рынок труда стал жестче, я – старше, и в моем резюме зияли подозрительные лакуны. Реадаптация не давалась сама собой. Единственная стабильная работа, которую мне удалось найти, было написание обзоров для издателя эротической кинопродукции. Платить за аренду в Париже с этого не получалось. Я подрабатывала няней, это было по крайней мере не скучно, но на жизнь в столице все равно не хватало.

Работу на панели можно было бы сравнить с тяжелыми наркотиками. Сначала все хорошо: чувство обретенной власти (над мужчинами, над деньгами), сильные эмоции, открытие другой себя, свободной от сомнений. Но эта радость обманчива, она оборачивается мучительными побочными эффектами, и ты продолжаешь в надежде снова испытать те самые, первые ощущения – как и с наркотой. А когда пытаешься бросить, возникают похожие осложнения: возвращаешься всего на разок, самый последний, а потом еще один, и при малейшем затруднении ты опять лезешь в минитель, на этот раз «уже точно» в последний раз. Ты уже начинаешь понимать, что постепенно теряешь на этом больше спокойствия, чем выигрываешь, и все равно возвращаешься. То, что раньше наделяло тебя сказочной силой, выходит из-под контроля и становится опасным. Это превращается в саморазрушение, и оно-то и притягивает.

Некоторое время я вот так бросала и начинала снова, пока не стала Виржини Депант. Медийность скандальной писательницы и проституция поразительно похожи друг на друга. Разве что когда говоришь: «Я шлюха», – к тебе тут же бросаются спасители всех мастей, а когда говоришь: «Меня показывают по телику», – все тебе страшно завидуют. Но чувство, что ты не совсем принадлежишь себе, что ты продаешь нечто интимное, выставляешь напоказ что-то очень личное, – это чувство в обоих случаях одинаково.