Кинхаунт

Марк, что ты делаешь? Неужели ты готов отступиться от трона, который сам плыл тебе в руки? Ведь кроме тебя не осталось правомочных претендентов на престол. Если ты откажешься от борьбы, останутся наследники третьей очереди, ни один из которых не имеет преимущества перед остальными. Неужели тебе настолько нравится продажная республика, что ты решил предать память предков?

С другой стороны, а зачем мне корона? Чтобы править этими неблагодарными людьми, которые рады свалить на правителя причину всех своих неудач? Которые славят, когда хорошо, и тут же забывают хорошее, едва станет чуть похуже? Нет, все это я видел. Я видел, как старый король мгновенно стал мишенью для похабных шуток и злобы. Я помню все эти заголовки, приписывающие мне совершенно несусветные намерения, и даже то, что я знаю — все это придумали продажные демократические журналисты — все равно, ведь люди покупают и читают эти газеты? И ни разу я не слышал ни одного крика негодования и возмущения этой ложью…

Я перестал думать. Все это вдруг показалось мне совсем с другой стороны.

Я, Марк Дэлвис, бегаю от своей судьбы, которая навязчиво пытается надеть на меня корону. Люди? Что люди? Слабые и ничтожные создания, в головы которых вкладывают мысли то одни, то другие подлецы… Стоит ли так бояться людского мнения, людских симпатий и антипатий? Важно лишь то, чего хочешь ты сам.

Я уже побывал королем, и мне это понравилось. Это несложно — делать вид, что тебе ведомы тайны мироздания, и важно вещать это людям. Люди только и ждут, кому бы отдать свою волю. Я вернусь и объявлю им об этом. Я не откажусь от короны, я призову всех моих сторонников, и мы еще посмотрим, кто кого. Я вернусь в космос, но не пилотом — у меня будет свой звездолет, и я снова увижу космос в лицо, глаза в глаза, а не через голубое стекло атмосферы.

И я решительно зашагал дальше.

Тропинка становилась все более крутой, а я все спускался по ней, не понимая, какие же ловкачи проложили путь по этой скале, становящейся все более отвесной. Вдруг я увидел отвесный скат впереди и с ужасом понял свою ошибку — это была не тропинка, а ливневый сток. Я повернул и попытался вернуться навверх, но ноги вдруг заскользили по голой скале, я потерял равновесие и поехал вниз. Я хватался за ветви, но они обрывались в моих руках, и я летел вниз все сильнее. Смерть на мгновение показалась мне неизбежной, но тут я слетел вниз и со всего маху врезался в колючий кустарник.

Иглы, нещадно пронизавшие мое тело в нескольких десятках мест, показались мне благословением. Не помня себя, я вырвался из их объятий, оставив на колючках куски кожи, и осмотрелся.

Я стоял на узкой террасе. С неба жарко палило солнце, стрекотали насекомые. С одной стороны был крутой склон, с которого я так неосторожно съехал. С другой, за краем террасы, склон продолжался, но был гораздо более пологим.

Я подошел ближе и огляделся. Там, вдали, был даже виден краешек моря. Но спуск по пологому склону был невозможен — чаща кустарников преграждала путь, а у меня не было ничего, кроме моих золотых браслетов. Я решил идти дальше по террасе в ту сторону, в которую она спускалась. По дороге мне пришла в голову мысль, что я безоружен — тогда я вырвал молодое деревце, нашел подходящий кусок кремня, оббил и сделал из него наконечник, обстругал им дерево, вставил в конец ствола и крепко привязал лианой, скрутив ее в хитроумный узел, который должен был сам себя все сильнее затягивать со временем — сам не понимаю, как это у меня вышло. И только после этого я вспомнил, что видел все это в своем сне во время лежания в Саркофаге — тысячи раз, промелькнувших за минуту. Я видел и это, и многое другое, и все это теперь плотно сидело в моей голове.

Шатаясь от переполнявших разум образов и чувств, я бездумно шагал по тропе, растворившись в окружавшем меня мире, краем сознания наблюдая все, что происходило вокруг.

Когда солнце зашло за верхушки деревьев и стало прохладно, я убил зазевавшуюся на камне ящерицу и двумя ударами кремня поджег кучку высохшего на солнце тростника. Пока костер разгорался, я разделал ящерицу, затем зажарил и съел. Потом посидел несколько минут, закрыв глаза и погрузившись во внутреннее безмолвие — встал, и пошел дальше.

Вскоре я вошел в лес, стало еще темнее, я с трудом выбирал место для следующего шага.

Вокруг меня однообразно жалобно пели птицы и трещали насекомые. Усталость сковала мои члены, солнце опустилось, показались звезды, но вскоре и они скрылись за пеленой облаков. Стало темно и душно. Обливаясь потом, я присел под большим мшистым камнем и закрыл глаза.

Усталость овладела моим телом и душой.

Куда идешь ты, Марк? Править огромной страной, завоевавшей себе почти всю планету? Только на одиноких островах посреди океана остались маленькие королевства, еще не подчиненные Амбросийской монархии, оставившей их словно для разнообразия перед тем, как пасть под натиском революции. Агенты революции, соблазнившие местные элиты надеждами на возвращение суверенности, обманули их и еще жестче захлопнули объятия, вырезав всех, кто мог претендовать на власть.