Кино

Теперь ты для меня бесконечно дорогой и родной человечек. У нас с тобой оказалось на редкость много общего, и тех самых (таки очень нужных) точек соприкосновения, благодаря которым люди так чутко и верно подмечают желания друг друга. Я буквально не нарадуюсь на тебя. Где бы я был сейчас, что было бы со мной поддайся я на первое обманчивое впечатление? Я до сих пор себе этого не простил, хотя ты уже давно всё забыла. Сколько глупости из ничего, сколько ханжества и безрассудства в потакании собственным же заблуждениям! Мне думается теперь, что только в любви и обретается всякая житейская мудрость. Годы же, прожитые без неё в прозябании, подобны птицам, у которых наперечёт перебиты крылья, а потому они даже и не помышляют о высоком небе, стелясь себе у самой кромки земли, пугаясь подчас и собственной тени. Вот чего ты так упорно искала тогда — радости полёта. И как всякую радость, искала с кем её разделить. Ты дала мне второй шанс, потому что почувствовала, не смотря на всё моё равнодушие, грубость, высокомерие, — эти напускные штаммы испещрённых обидами людей, что я, пожалуй больше твоего нуждался в ней, нуждался хоть в какой-то радости, хотя бы и в радости быть с кем-то рядом. Спасибо тебе за твоё зоркое сердце!

***

Было в этом что-то завораживающее, какая-то магия, когда мы шли рядом подле друг друга, а с неба, словно призывая нас в свидетели своего торжества, зима, робкая, пугливая, делала свои первые шаги, покрывая давно остывшую от утреннего солнца землю слепленными кое-как снежинками всяких размеров, преимущественно мелких, не больше крупы или капли.