Мне нравятся фильмы, где всё просто и всё настоящее. Но я понимаю, что начинающему режиссёру хочется испробовать все возможности современной технологии кинопроизводства. Хороший диалог не нуждается в компьютерном обрамлении, потому что несёт зрителю мысль. Отсутствие мысли заставляет прибегать к техническим ухищрениям. Отсутствие вкуса и таланта приводит к тому, что автор пытается обмануть не столько зрителя, сколько себя самого, убеждая, что новые технологии – это и есть искусство. Когда у художника не хватает мастерства, чтобы нарисовать качественный портрет, он начинает рисовать квадраты и объявляет это «новым словом в искусстве».
В кино мне нравятся живые люди, живые глаза, живые жесты. Я любуюсь ими. Восхищаюсь лицами, интонациями, движением. Восторгаюсь изысканностью изображения, которое не навязывает мне своей изысканности, а кажется естественным и простым. Кинематограф последних лет занимается в основном демонстрацией своих технических возможностей, уходя всё дальше и дальше от искусства.
***
У меня были сняты две сцены, которые я хотел смонтировать. Если смонтированные сцены убедили бы Юру Котенко, то он помог бы с остальными актёрами.
Арендовав во ВГИКе аппаратную нелинейного монтажа, я приступил к работе и в тот же день понял, что потрачусь до последней копейки, но не добьюсь нужного результата. Я привык работать неторопливо, а здесь – почасовая плата. Монтажёр не мог сделать ничего с первого раза. Приходилось объяснять снова и снова. Время уплывало, пожирая то немногое, что лежало у меня в кармане. Это был удар ниже пояса.
Домой вернулся в подавленном состоянии. Денег потрачено уйма, а смонтированные сцены не удовлетворяли меня.
Долгие размышления привели меня к мысли о покупке своего монтажного компьютера. Сколько бы он ни стоил, это получится дешевле, чем арендовать аппаратную с монтажёром. Так у меня появился новый и по тем временам мощный компьютер с программой для монтажа. Я принялся осваивать её.
Параллельно с этим я сочинял сценарий. Он был сложный, с множеством ходов и множеством поворотов. Понимая грандиозность замысла и невероятность его исполнения, я всё же не мог отказать себе в удовольствии написать увлекательную историю. Юра и Саша прочитали её с интересом, но в глазах Юры я по-прежнему видел недоверие (неужели всё это мы сможем сделать?). Подыскивая название для фильма, я рылся в грамматике Риггса, копался в его словаре, пытаясь найти дакотское слово, обозначающее разветвлённость. Нашёл разные слова, выписал их, повторял их снова и снова, вслушиваясь в их звучание, и никак не мог остановиться на чём-либо. Наконец сделал выбор на слове «юхаха». Забегая вперёд, скажу, что это слово исчезло, когда я закончил фильм. Я не смог найти в словаре ничего похожего на него, не смог найти и ту записную книжку, куда я делал выписки из словаря. «Юхаха» превратилось в название, которое означает непонятно что.
***
Ребята остались довольны увиденным материалом. Получив добро от Котенко и Ткаченко, я набросился на сценарий. Мало-помалу сюжет вырисовывался. Мне нравились неожиданные повороты, нравился замах на «большое» полотно.
Работа над «Юхахой» происходила в какой-то странной плоскости. Раньше, не имея внятного сценария, я знал, что делать. Для «Юхахи» я досконально прописал все эпизоды, но у меня не получалось воплотить написанное. Прежние мои «поглазейки» жили импровизацией, моё кино откликалось на малейшее движение моей души, а «Юхаха», как всякий фильм со сложным сюжетом, требовал точности исполнения, и если что-то выпускалось из начертанной линии, то линия переставала быть единым целом и превращалась в пунктир, но из пунктира складывается совсем другой рассказ. Мне не удалось по организационным причинам снять несколько сцен, что не только нарушило характер и логику повествования, но потребовало изменений в режиссуре всего фильма.
Летом 1997 года я поехал с Александром Шумилиным в командировку в Каннельярве от программы «Репортёр», чтобы сделать документальный фильм о Пау-Вау. Там я рассчитывал снять для «Юхахи» с помощью Димы Сергеева сцену танцев в индейском лагере. Но моим планам не суждено было реализоваться. Дима обещал помочь, но не помог. Лёжа в палатке, он лениво отмахнулся: «Позже». Он умел горы свернуть, когда хотел, любую массовку мог организовать. Но он не захотел.
Зато красивейшие ночные кадры, сделанные для «Репортёра», пригодились для «Юхахи». Заснял я случайно и момент, когда Юра Котенко нарядился в костюм-тройку, нацепил на головку котелок, а на нос – очки. Вернувшись в Москву, я понял, что он должен играть белого человека, а не индейца. В результате он сыграл двух персонажей – белого торговца и краснокожего дикаря, чьё лицо скрыто боевой раскраской.