Кино без правил

Днём мы выезжали на съёмки, по ночам монтировали сюжеты. Никто даже приблизительно не знал никогда, в какое время может закончиться ночная смена. Иногда мы дожидались открытия метро, но бывало, что заканчивали в три или четыре часа ночи. Тогда мы шли в диспетчерскую и заказывали служебную машину. В самом начале за нашим объединением был закреплён свой автомобиль. Я часто возвращался ночью один, как с личным водителем. Через год-полтора стало хуже: в микроавтобус набивались люди с разных телепрограмм, и водитель развозил пассажиров в разные концы города. Случалось иногда, что я оказывался последним на маршруте и катался часа по три, глядя на чёрные улицы. Затем стало ещё хуже. Мы ждали в очереди у окошка диспетчерской. Ждали не свою очередь, а бензина. Машины стояли во дворе без бензина. Когда страна погрузилась в тот мрачный период, мы уже не ждали развоза, мы покупали перед ночной сменой несколько бутылок вина или водки и после смены неторопливо пили, развлекая друг друга бесконечными разговорами. Если помещение позволяло, то спали на столах, свернувшись клубочком. На Яме был ночной бар, в Останкине было несколько ночных баров, а на Шаболовке не было ничего.

Алкоголь сопровождал нас постоянно. Я не помню ни одного монтажа без выпивки. Усталость заливалась алкоголем. Случалось, кто-нибудь из журналистов засыпал в монтажной, пока я компоновал материал. А уж если мы что-то праздновали, что водка лилась рекой. И это было страшно.

***

Я упоминал уже мимоходом о поездке в Питер для съёмки программы «Лясы» с Ольгой Рукенглаз. Она нагрянула в город на Неве с конкретной целью, договорилась с местными оперативниками из отдела по борьбе с наркотиками, и мы поехали с ними на двух машинах в какие-то тёмные дворы. Опера ехали в своём «жигулёнке», наша съёмочная группа – в своём. Где-то мы припарковались. Мрачные дома вокруг. Опера велели нам никуда не уходить, а сами пошли проверить какой-то адрес. Мы ждали в машине. Падал снег. Фонари на улице не горели. Неожиданно мы увидели два милицейских УАЗа. Из них вышли сотрудники милиции с автоматами. Настороженно приблизились к нам: «Кто такие? Выходите медленно, резких движений не делайте». Я держал Бетакам между ног. Один из милиционеров заглянул внутрь: «Что у вас? Пулемёт?» Мы все засмеялись, не осознавая серьёзность ситуации. «Ну, пулемёт…» Милиционеры не были настроены шутить. «Медленно вышел! Руки держать на виду!» – в мою сторону повернулся ствол АКМ. Ольга принялась объяснять, что мы выехали на съёмку с оперативниками такого-то отделения, что мы из Москвы, что ещё что-то и что-то. В этот напряжённый момент вернулись наши опера, показали свои ксивы, и ситуация разрешилась без происшествий. Оказывается, в Питере уже целую неделю шла операция «Арсенал», искали нелегальное оружие.

Другая схожая история случилась через несколько лет, когда я ездил от кинокомпании «Дикси» в Кимры, чтобы снять сюжет про индеанистов для программы Таратуты «Русские горки». На обратном пути, где-то около Дмитрова, нас остановила милиция. С автоматами, хмурые. Велели всем выйти и буркнули что-то про операцию «Мак». Бесцеремонно поставили нас лицом к машине, руки на капот, ноги расставлены, потребовали выложить всё из карманов. У меня при себе были бумажные салфетки, их изучили миллиметр за миллиметром, затем кто-то из милиционеров сказал: «Не пользованные». Я поначалу не понял, что имелось в виду, ведь я салфетки возил в качестве туалетной бумаги и фраза о том, что салфетками не пользовались, показалась мне идиотской. Но когда милиционеры вывернули наши кошельки, чтобы увидеть, не налипло ли там чего-нибудь, до меня наконец допёрло, что они искали маковую соломку, «траву» (операция «Мак»). Они думали, что в моих салфетках хранилась анаша. Я с облегчением вздохнул, вспомнив, что хотел взять на Пау-Вау кисет с табаком и шалфеем. Наткнись они на эту смесь, мне бы долго пришлось ждать результатов экспертизы и доказывать, что это не анаша. Милиционеры обнаружили у нашего водителя лист бумаги со схемой, как проехать от города к индейскому лагерю, и долго допрашивали, что там обозначено. Они ждали кого-то по «наводке». Нас остановили по ошибке и не хотели поверить, что мы не те, кого они должны были накрыть. Когда моё терпение лопнуло, я с досадой крикнул, что пора бы заканчивать, что никакого отношения к наркоте не имеем, что возвращаемся со съёмок, что у нас полный багажник аппаратуры. «Какой аппаратуры?» – навострил уши один из оперов. Мы открыли багажник (странно, что они осматривали нас, но не сунулись до сих пор в машину). В багажнике увидели штатив, Бетакам-камеру, аккумуляторы, микрофоны. «Это не те», – вынес вердикт старший группы. И нас отпустили. Мы облегчённо вздохнули и до самого офиса не переставали обсуждать случившееся…