Кино без правил

За семь лет работы на телевидении мою съёмочную группу останавливали раз пять. На программе «Ищите женщину» в нашей команде был администратор, любивший всякие «понты». У него была наплечная кобура. Мы возвращались глубоко ночью с монтажа, и этот администратор, вылезая из машины, выронил пистолет прямо под ноги милиционерам. Пистолет не боевой, но всё-таки пистолет. Меня удивило почти полное равнодушие патрульных. В Питере на нас наставили стволы автоматов, а московские милиционеры спросили спокойно: «Оружие зарегистрировано?» – «Да». – «Покажите лицензию». На том дело и кончилось. А чуть дальше, метрах в ста от нас, милиция выволакивала кого-то из другой машины и укладывала лицом на асфальт… Москва была бурной в те годы. Террористы взрывали троллейбусы и метро, бандиты устраивали перестрелки на улице, а мы жили своей телевизионной, чуть отстранённой жизнью.

***

Будучи в Питере, мы попали в знаменитые «Кресты». Мы примчались туда после съёмок в суде, намереваясь заснять обвиняемого. Он был организатором подпольной лаборатории, производил какую-то «кислоту». Не знаю, каким образом Ольга Рукенглаз сумела так быстро договориться о том, чтобы нас пустили в «Кресты», но нас пустили сразу.

Это одно из самых тяжёлых моих воспоминаний. Сейчас, конечно, эти тяжесть развеялась, как дурной сон многолетней давности, но я помню, насколько гнетущая была обстановка в тюрьме…

«По норам!» – скомандовал кто-то из надзирателей, и заключённые, бродившие по коридорам, в мгновение ока разбежались по своим камерам…

Мы работали в «Крестах» часа два… Помню, как я вышел оттуда и стал жадно дышать. Я физически почувствовал, что такое воля. Какой-то час-другой в тюрьме, и этого оказалось достаточно, чтобы взглянуть на мир по-новому.

Снаружи, вдоль тюремных стен, стояли молодые женщины и смотрели на решётку чёрных окон, откуда постоянно вылетали бумажные конусовидные трубочки с хлебным мякишем на конце. Снег был усеян ими. Это были письма на волю, их «выстреливали» из специальных трубок, но не все «малявы» долетали до того места, где их можно подобрать.

Падал снег. Я смотрел на Неву и видел в ней что-то особенное в ту минуту. Мне захотелось заснять холодную воду, её ленивый бег и падающие хлопья снега. Я поставил Бетакам на штатив и сделал два длинных плана с неторопливым наездом на воду. Эти кадры вошли в «Голоса». Для всех это лишь кадры зимней городской реки, а для меня – закодированное воспоминание о том, как и когда создавались «Голоса», закодированный символ свободы, которую каждый понимает по-своему.

***

Объединение «Республика» состояло из нескольких студий: «Крестьянский вопрос», «Белая ворона», «Nota Bene», были, кажется, ещё какие-то. Я успел поработать во всех студиях, кроме «Белой вороны». Самым творческим, но самым безрезультатным был этап, когда со мной работал Дмитрий Менделеев. Он начинал администратором в студии «Nota Bene» и параллельно учился на факультете журналистике МГУ. Позже он стал автором наших программ «Империя сна» и «Богема». Однако на программе «Будни» наши дороги разошлись. Он сбежал, испугавшись объёма передачи и не понимая, как можно перелопатить и структурировать весь снятый материал. Это были первые «Будни» в намечавшемся еженедельном цикле передач. Никто толком не понимал, как делать такую программу. Фактически Сергей Торчинский, руководитель «Республики», бросил нас с Димой на амбразуру, зная нашу тягу к поискам и экспериментам. Таня Краснова присоединилась к нам, потому что ей хотелось погрузиться в интересную работу, а не выполнять только редакторские функции. Но Дима испугался, несколько раз не приезжал на съёмку, а потом открыто отказался делать «Будни». Со мной осталась Таня Краснова. Но самое неприятное состояло в том, что Дима не просто ушёл в сторону, а пустил слушок, что мы с Таней не справимся и что у нас получается плохая передача.