Кино без правил

Денег за «Спираль» до сих пор не выплатили полностью, задолжали мне добрую половину. И никаких угрызений совести у них нет. Форменное свинство. Сначала МС уверял меня, что денег у него нет. «Но ты сказал, что деньги на сценарий выделены, поэтому я и согласился работать», – напоминаю ему. МС начинает юлить, находит другое объяснение, признаётся, что хочет придерживать меня на поводке: «Если потребуется сделать какие-то изменения в сценарии, а я выплачу тебе оставшиеся деньги, то как я заставлю тебя потом работать?» Этот человек не знает, что такое честность, поэтому не верит в честность других. У меня нет рычагов воздействия на него. Остаётся забыть обо всей этой истории. Деньги для меня немалые, но ничего не поделать. «А как же договор? Мы же подписали договор!» – не унимался я. «Договор – это всего лишь бумажка. Можешь подтереться им. Мы закрываем нашу студию». МС и не думал платить мне за работу. Он изначально занизил сумму гонорара, а теперь заныкал ещё и половину обещанного. Впрочем, я всё равно рад, ведь для нас полученные шесть тысяч долларов – колоссальная сумма.

Июль 2009

Володя Черномор починил мне видеокамеру. Возвращаясь домой, я уже чувствовал её влияние на меня, она гипнотизировала меня, навязывая какие-то образы, ракурсы. Получается, что мозг мой посадил под замок мысли о любых съёмках (даже чисто гипотетические размышления), потому что камера не работала. А теперь я мысленно уже наслаждаюсь процессом съёмки, хотя нет никаких замыслов. Засёк себя на том, что, разглядывал пассажиров в трамвае так, как если бы смотрел через видоискатель камеры, оценивал их лица, падавший из окна солнечный свет и т. д. Я уже творю…

С Володей мы не виделись лет десять. Он ничуть не изменился. Заговорив о возрасте, он сказал: «Мне семьдесят, а тебе пятьдесят, это огромная разница. Вспоминаю себя в пятьдесят и вижу, насколько я был другим, энергичным оптимистом». А я помню, что и десять, и двадцать лет назад он говорил о том же, что и сегодня: сетовал, что «затягивают гайки», что всюду обманывают, что творческий человек не может свободно дышать, что нужно срочно уезжать за границу и т. п. Разница только в том, что сейчас он пишет «стихи». Он и раньше «грешил» сочинительством, но придуманные им истории были из области чёрного политического юмора, а теперь он превратился в лирика. Но он не поэт, примитивный рифмоплёт.

Май 2010

Манхэттенский фестиваль документальных фильмов взял мою «Красную Силу» для показа.

***

Снимаю «Линию наготы». Ищу персонажей. Мне нужны фотографы и художники, нужны позирующие им девушки. При обилии тех и других оказалось, что найти с ними контакт не так уж просто. Большинство не желает даже обсуждать возможность съёмки.

***

Познакомился с Олегом Торопыгиным. Снимал в его мастерской, как он пишет обнажённую модель, и поеду ещё раз. Интересный художник. Позировала Лена Хованская (поэтесса, как сказал мне о ней Олег).

***

Опять снимал у Олега. Позировала Женя. Странное она произвела на меня впечатление. Она обаятельна, когда молчит, почти неотразима в своей задумчивости. Но в разговоре сразу становится неестественной, какая-то напряжённость появляется в ней, улыбается искусственно, как большинство женщин с комплексами.

На мои многочисленные предложения фотографам принять участие в моём фильме «Линия наготы» отозвалось лишь несколько человек. Лично встретился только с Ирой Семёновой (сидели в шумном кафе «Вокзал») и Анатолием Калугиным (у него дома). Толя сказал, что ему интересна моя задумка, обещал поговорить со своими моделями. Людмила Илмас согласилась сразу, но выездная сессия в пять утра на Лосиный Остров, о которой она говорила, не состоялась из-за дождя. Жаль такой упущенной возможности.

Дважды снимал в студии Калугина. Там неудобно, потому что студия – обычная комната, лишь половина которой выделена под съёмку. Приходится работать фактически с одной точки, отойти подальше и взять удобный ракурс нет возможности, из-за чего кадры неуклюжи и однообразны. Надеюсь, на следующей неделе выберемся в парк. Зато девушки замечательны, полны желания, снимаются в своё удовольствие, а не за деньги.

Что касается меня, то я заставляю себя работать, чтобы моя депрессия не убила меня. Или это не депрессия, а что-то другое? Никогда не было мне так плохо. Меня душит внутреннее равнодушие, не хочется ничего. Я перестал мечтать, перестал желать, перестал надеяться. Раньше силы били через край, сейчас их нет. Ничто не зажигает меня. Понимаю, что работать надо, заставлять себя надо, пока могу что-то, иначе – гибель. На съёмках чувствую себя так, словно никогда не держал камеру в руках, кадры выстраиваю плохо, душевного подъёма не чувствую никакого. Равнодушие похоже на неодолимую усталость. Если бы не равнодушие, я бы испытал страх от моего состояния.

Когда отозвались первые фотографы, я вроде бы ожил, забрезжило что-то впереди. И вот опять никто не звонит. Продолжаю рассылать письма, уговаривать, хотя сам уже не верю в фильм и в себя. Невозможно растрачивать себя на уговоры. Невозможно упрашивать снова и снова.

***