Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…»

1848-й, год выхода «Манифеста коммунистической партии» и год революций, О. Аронсон условно называет годом перехода Маркса из «профессиональных заговорщиков» в «профессиональные революционеры», годом его выхода из «подполья». Он старательно (политически и бессознательно) дистанцируется от богемы, и, возможно, поэтому в своем длинном списке ее представителей интеллектуалов не упоминает вовсе[85]. Между тем, вышедший в том же 1848 году роман Анри Мюрже «Сцены из жизни богемы», послуживший основой для либретто знаменитой оперы Пуччини «Богема», данная социальная группа состоит из художников и поэтов Латинского квартала, оказавшихся непосредственными участниками революционных событий. А в «Восемнадцатом брюмере Луи Бонапарта» это «бродяги, отставные солдаты, выпущенные на свободу уголовные преступники, беглые каторжники, мошенники, фигляры, лаццарони, карманные воры, фокусники, игроки, сводники, содержатели публичных домов, носильщики, писаки, шарманщики, тряпичники, точильщики, лудильщики, нищие, – словом, вся неопределенная, разношерстная, бродячая масса, которую французы называют богемой». Однако описание Маркса открыто, то есть характеристики богемы как «неопределенной», «бродячей», «разношерстной» являются для него более существенными, чем многочисленные конкретные ее представители. Способность быть бродягой, быть человеком улицы, человеком толпы – придает черты богемности представителю любого класса.

Используя работы Маркса, В. Беньямин уклоняется от его концепции, извлекая из Маркса не марксизм, но некоторую специфику взгляда на исторические события, взгляда, открытого дополнительным интерпретациям. Эта та открытость, с которой не справляется сам К. Маркс, постоянно пытающийся превратить Историю в новую теологию.

«В этом смысле “Капитал” Маркса или “Исследование о природе и причинах богатства народов” Адама Смита могут оказаться куда менее полезными, чем, скажем, кинематографическая фантазия Ридли Скотта “Бег по острию бритвы” – голливудская киностряпня, в которой мы находим больше правды о грядущем веке, чем у этих авторов-классиков»[86]. Нынешний французский политтехнолог и мыслитель вспоминает почти ровесника «Трюкача», фильм 1982 года.

…Лос-Анджелес двадцать первого века. Бывший полицейский космического патруля вновь оказывается за работой. Его задача – выследить, выяснить мотивы действий и уничтожить вышедших из-под контроля так называемых репликантов (киборгов), которые все более начинают походить на людей. Все, что создано людьми, не может не иметь печать сходства. Так история и прогноз замыкаются экраном.

Брат 1 и Брат 2: неснятая кинофилософия

Случайная встреча старшего из братьев при выходе из кинотеатра на крымскую набережную предопределила его жизненный и философский выбор, окончательно разведя при этом с младшим братом. Что этому предшествовало и к чему привело?

Карнавал и легион – два социотерапевтических модуса философской мысли, соответственно открытых братьями М.М. Бахтиным (1895–1975) и Н.М. Бахтиным (1894–1950). Карнавал – временная вертикальная отмена всех иерархических законов и запретов, господствующих в повседневной жизни регламентированного общества. Легион – практика горизонтального выделения цивилизацией «лишних людей» и отрицательных энергий за пределы ареала своей культуры. За каждой из этих категорий – особенности личной судьбы ученых и немаловажная как культурная, так и терапевтическая роль Крыма в их биографии, научной и творческой.

Если о младшем, Михаиле, мы уже знаем как будто бы всё, то целостный образ вышедшего из забвения лишь в последние годы Николя складывается лишь сейчас. А ведь он первоначально был кем-то вроде Вергилия для давно уже ставшего властителем современных гуманитарных дум Михаила. Поскольку ограничивавшая мобильность болезнь Михаила (костный туберкулез) проявилась уже в детские годы, Николай охотно делился с ним почерпнутыми в гимназии, в университете и на литературно-философских вечерах знаниями. Первые зарубежные биографы трактуют отношения так: «Оба брата были не по летам развиты, одарены, эксцентричны, оба были страстными мыслителями, однако Николай был ярче, общительней, впечатлительней, переменчивей и капризней; Михаил же отличался уравновешенностью, сангвиническим темпераментом, сдержанностью и скромностью. Так и вышло, что все детство Михаил отчасти пребывал в тени брата…»[87]. Не будем здесь вдаваться в полемику (порой с едва ли не злорадным «сатирическим» захлебом)[88] о возможном отсутствии по состоянию здоровья гимназических и университетских дипломов как таковых у Бахтина-младшего. Ограничимся констатацией, что Бахтин-старший теоретически вполне мог заменить брату официальные образовательные институции, при вполне карнавальном умении младшего мистифицировать наблюдавших над соблюдением формальностей чиновников.