Однако вопрос о том, искусство ли кино, он оставляет открытым. «…В основе всякого искусства лежит некий добровольный отказ от неисчерпаемого богатства мира, некая условность, сознательно и до конца принятая. Это упрощение, урезывание, эта схематизация мира, может быть, еще не делает искусство искусством, но с этого всякое искусство должно начинать. Так начинается и кинематограф. Становится ли он от этого искусством – этот вопрос я оставлю здесь открытым. Я хочу только указать, что вряд ли возможна более решительная апология «Великого Немого», чем статья А. Крайнего: он упрекает кинематограф как раз в том и только в том, что у него обще со всяким искусством… Кинематограф всегда был мне в высшей степени отвратителен, и совесть моя была при этом спокойна. Но, признаюсь, статья А. Крайнего меня очень смутила. Что, если он прав? Что если и меня раздражает в кинематографе вполне законная и лишь непривычная мне условность? Ведь, если на слово поверить А. Крайнему, то останется, увы, только одно: начать добросовестно и упорно ходить в кинематограф»[101]
.В 1932 году Н. Бахтин переехал в Англию. В Кембридже защитил докторскую диссертацию по филологии о происхождению мифа о кентавре и лапифах, подружившись там с таким же философом-солдатом Людвигом Витгенштейном. Преподавал древнегреческий язык и литературу в Бирмингемском университете, возглавил там лингвистическое отделение. Именно там сейчас хранится его основной архив. Издавал на английском языке журнал «TheLink» («Звено»). Принял гражданство Великобритании, сблизился с английскими марксистами и перед войной стал членом Британской компартии. В 1950 году внезапно скончался от сердечного приступа. По завещанию, его жена-англичанка Констанция Пэнтлинг развеяла его прах на кладбище Лодж Хилл. В начале 1970-х М. Бахтин успел получить бандероль из Англии с рядом материалов из архива старшего брата.
В завершение хотелось бы привести стихотворение «Встреча», образец мыслительной непримиримости Н. Бахтина, всегда жившего и философствовавшего «в остром взлете боя». Здесь есть отголосок и «боёв за Крым».
Диалог сабельный, карнавал веселый, хронотоп общероссийский. А фильм так и не снят…
Жажда пыли: итоги и перспективы трансчеловеческого (не)существования, цифрового и поэтического
Начать хотелось бы со стихотворения крымского поэта Владимира Грачева, которое уже приходилось цитировать по другому случаю.
Стихотворение это, выражавшее самоощущение крымской литературной богемы 1970-1980-х гг., не только не было опубликовано тогда, но, изъятое из издательского архива сотрудниками КГБ, стало основанием для заказного погромно-воспитательного фельетона с изобличающим названием «Мы – пыль»[103]
.Совершенно неожиданно оно вспомнилось вновь, когда я прочитал статью Фримэна Дж. Дайсона «Жизнь во Вселенной: Цифровая или аналоговая?» в сборнике «Далекое будущее Вселенной: Эсхатология в космической перспективе». Автор размышляет о грядущем состоянии трансчеловечности, при котором наша память и ментальные процессы будут списаны с мозга и загружены в компьютер. Это создает возможность использовать затем компьютер как «запасной мозг» на случай трагических происшествий или неизлечимых болезней. После смерти «старого» мозга можно перезагрузить себя в новый мозг или же расстаться с телом навсегда, продолжая компьютерное трансчеловеческое существование. Если компьютер изготовлен из кремния, возможна кремниевая трансчеловеческая практически вечная жизнь.