Читаем Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…» полностью

Жанровая чистота и стилистические достоинства произведений В. Одоевского именно в жанре данного парада предопределяют преимущество именно этого автора по сравнению с представителями позднейших космистов – Н. Федорова и К. Циолковского, пафос которых заключается в абсолютной полноте знания и управления, когда в природе и обществе не остается даже элементов хаоса, а человек добился полного освобождения от рабства смерти и биологического распада. В романе же Одоевского, не уходящего от суровой действительности, заметен легкий налет иронии и скепсиса. Гармоничная жизнь грядущей утопии в чем-то ущербна, цивилизация не способна достичь идеала, «истинного лада», в измененной посредством целенаправленных гипнотических («магнетических») сеансов психике остаются не искорененными страх смерти, страсть к сплетням, а в подтексте можно расслышать протест против «победы человека над природой и ее бесконечной эксплуатации человеком» – при том, что он в духе Р. Дарендорфа (для которого это, см. ниже, «тропы из утопии») склонен оставить навсегда человеческое неравенство, подразумевающее существование богатых и бедных, хозяев и служащих.

Утопический обмен и смерть

Появляется странное сооружение, похожее на клетку плененного умельца вскакивать на жеребца народных утопических чаяний Пугачева (остановила-таки его на скаку императрица). В клетке – маркиз де Сад, отбитый у феминисток Фурье и И. Лойола. Автор проекта (и одноименной книги «Сад, Фурье, Лойола») – Р. Барт. Читаем обоснование: «…Ритуал, требуемый тремя нашими авторами, представляет собой всего лишь форму планирования: это порядок, необходимый для удовольствия, для счастья, для беседы с Богом (подобно этому, каждая форма текста в любом случае – лишь ритуал, упорядочивающий в нем удовольствие… Читая тексты, а не произведения, пытаясь просвечивать их таким ясновидением, которое будет разыскивать не их секрет, “содержание”, философию, но только счастье от их письма, я могу надеется, что оторву Сада, Фурье и Лойолу от того, чего у них следует опасаться (религия, утопия, садизм); я пытаюсь рассеять речи о морали, произносившиеся о каждом из них, или избежать таких речей; работая только над языками, как делали они, я отрываю тексты от движений, их гарантирующих (от социализма, веры, зла). Тем самым я обязываюсь… сместить (но не отменить; может быть, даже подчеркнуть) социальную ответственность текста»[215].

Разумеется, это зрелище для совершеннолетних во всех смыслах этого слова – разные типы самодостаточных замкнутых интернатов, с аналогичной экономией страстей и строго расписанной во всех подробностях утопической повседновностью, вплоть до меню и одежды, что представляет собой игру знаков и фикций. На основе этих подробностей вполне можно соорудить этнографические деревни трех авторов, двигающихся вслед за их общей текстуальной клеткой от Р. Барта.

Своего рода геопоэтическая клетка, из которой выпущен на свободу, как птица, «Остров Крым» – в обмен на остров Кипр. По площади идут огромные, размером с авианосец каждый, сухопутно-морские буксиры-амфибии, построенные для того, чтобы отбуксировать остров Кипр в Баренцово море, чтобы подморозить счета. Такое, получается, теперь (не) место для утопии финансового рая.

Я не пытался записать свой сон во всех его утопических подробностях. Моя сверхзадача – предложить, вслед за А. Цветковым-младшим учредить парадный рынок снов, в частности, попробовать заменить денежный обмен между гражданами рассказыванием снов[216]. Подлинные ли это сны, или сочиненные – не важно. Главное, чтобы они нравились получателю. Такие вербализованные сны могут стать доминирующем в обществе валютой, и тогда развитие воображения и внутреннего зрения станет насущной необходимостью физического выживания. Внедрение подобных законопроектов, помимо образной критики рынка, позволяет декларировать свои цели – конвертация реальных человеческих возможностей как единственная справедливая валюта внутри новой («Кому мешало, что ребенок спит?») общности, с, увы, неизбежной и здесь иерархией, основанной на естественном распределении этой единственно справедливой валюты.

В массовую утопию альтернативной социальности превращается сейчас Интернет. Сопоставляя опыты по воздействию электричества на головной мозг и традиции шаманизма, С. Тетерин обнаруживает одинаковый принцип действия у древнего шаманского бубна и компьютерной программки deep, что позволяет сделать вывод о возникновении кибершаманизма. Поселиться сейчас в Электронной Утопии, где прошлое перепутано, а реально только ясное сегодня и желанное манящее завтра, легко хотя жить там постоянно и всерьез могут немногие. Составлена даже таблица управляемых электронных сновидческих путешествий в иные миры:

«АЛЬФА-РИТМ (7-12 герц) – это наведенное состояние «творческого поиска», полета интуиции, в котором идеально искать творческие решения. Человек глубоко расслабляется, и важные ответы приходят сами собой.

БЕТА-РИТМ (обычно 16–24 герц) – состояние сосредоточенности и активного бодрствования.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Итальянские маршруты Андрея Тарковского
Итальянские маршруты Андрея Тарковского

Андрей Тарковский (1932–1986) — безусловный претендент на звание величайшего режиссёра в истории кино, а уж крупнейшим русским мастером его считают безоговорочно. Настоящая книга представляет собой попытку систематического исследования творческой работы Тарковского в ситуации, когда он оказался оторванным от национальных корней. Иными словами, в эмиграции.В качестве нового места жительства режиссёр избрал напоённую искусством Италию, и в этом, как теперь кажется, нет ничего случайного. Данная книга совмещает в себе черты биографии и киноведческой литературы, туристического путеводителя и исторического исследования, а также публицистики, снабжённой культурологическими справками и изобилующей отсылками к воспоминаниям. В той или иной степени, на страницах издания рассматриваются все работы Тарковского, однако основное внимание уделено двум его последним картинам — «Ностальгии» и «Жертвоприношению».Электронная версия книги не включает иллюстрации (по желанию правообладателей).

Лев Александрович Наумов

Кино
Мартин Скорсезе. Ретроспектива
Мартин Скорсезе. Ретроспектива

Мартин Скорсезе: ретроспектива – книга, которая должна быть в библиотеке каждого любителя кинематографа. Дело не только в ее герое – легендарном режиссере Мартине Скорсезе, лидере «Нового Голливуда» в 70-е и патриархе мирового кино сейчас, но и в не менее легендарном авторе. Роджер Эберт – культовый кинокритик, первый обладатель Пулитцеровской премии в области художественной критики. Именно Эберт написал первую рецензию на дебютный фильм Скорсезе «Кто стучится в дверь мою?» в 1969 году. С тех самых пор рецензии Эберта, отличающиеся уникальной проницательностью, сопровождали все взлеты и падения Скорсезе.Эберт и Скорсезе оба родились в Нью-Йорке, ходили в католическую школу и были очарованы кино. Возможно, именно эти факторы сыграли важную роль в интуитивном понимании Эбертом ключевых мотивов и идей творчества знаменитого режиссера. Скорсезе и сам признавал, что Эберт был наиболее пристальным и точным аналитиком его работ.В книгу вошли рецензии Роджера Эберта на фильмы Мартина Скорсезе, снятые в период с 1967 по 2008 год, а также интервью и беседы критика и режиссера, в которых они рефлексируют над дилеммой работы в американском кинематографе и жизни с католическим воспитанием – главными темами в судьбах двух величайших представителей кино. Это издание – первая публикация книги Роджера Эберта на русском языке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Роджер Эберт

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное