Киноантропология XX/20

«Убитая жизнью» – второе название фильма. А жизнь эта, разумеется, НЭП: его тлетворный дух коммерции и разложения, развязавший руки тёмным дельцам из прошлого и просто дурным людям. Тётка Любы, мясник-частник, сводня – они будут наказаны в финале. И НЭПу скоро конец – уже вовсю идёт политическая кампания по его сворачиванию. Все акты совращения, насилия, охоты мужчин на женщин и женщин на мужчин происходят в сумеречном, а чаще ночном городе. Солнце, свежевыпавший чистый снег – для сцен новой жизни и такого её героя, как комсомолец Шура. Он появляется неожиданно, точно бог из машины, чтобы спасти тех, кого ещё можно спасти, кто жизнью не убит, а только ранен. Он буквально из петли вынимает Надежду Ступину, помогает найти работу, а Любу определяет в пошивочную мастерскую при вендиспансере. Вот только Маньку, злостную проститутку с дореволюционным стажем, которую ещё городовые по бульварам гоняли как безбилетницу, спасти не удастся. Развязка фильма застаёт её в венерологической клинике на осмотре, не сулящем надежд на выздоровление. Но самый финал, конечно, за другими персонажами. Шура и Люба играют в снежки, валяются в снегу, возятся как дети. И никакой эротики – они просто друзья.

Режиссёр должен был отдать дань лечебно-просветительной трактовке материала. Отсюда на экране графики, статистика и служебная фигура – врач, ведущая с персонажами беседы на медицинские темы, а получается, и со зрителем. Как Фрелих ни старался сбросить оковы культурфильмы, ему это не вполне удалось. Монтировала фильм Эсфирь Шуб, надписи сочинял Виктор Шкловский. Такие мастера участвовали в работе над весьма скромным произведением, скорее всего, потому, что им начинала новая киностудия «Белгоскино», тогда базировавшаяся в Ленинграде и начиналось игровое кино Белоруссии. Однако историки белорусского кино предпочли первым фильмом назвать ленту о Гражданской войне «Лесная быль», видимо, стесняясь и материала, и самого названия фильма Фрелиха. Зато массовый зритель совсем этого всего не стеснялся, и когда фильм вышел на экраны, проголосовал «за». По кассе «Убитая жизнью» («Проститутка») побила даже «Любовь втроём» («Третья Мещанская»), фильм Роома, датированный тем же 1927 годом.

В 1930-м режиссёр Ефим Дзиган поставил фильм «Суд должен продолжаться». Сценарий назывался «Парад добротетели» и разоблачал «разложенцев», «скрытых чубаровцев», маскирующихся под сознательных советских граждан. Имя автора – молодого кинодраматурга Всеволода Павловского стало известно благодаря фильму «Государственный чиновник», поставленному по его сценарию режиссёром Иваном Пырьевым. Зловещая сатира на двурушничество и приспособленчество, мрачные краски в обрисовке действительности, особый интерес к тёмным, «подпольным» сторонам человеческой натуры – вот что отличало письмо Павловского.

Режиссёр Дзиган намеренно отказался от показа быта, от раскрытия психологии персонажей, от эмоциональных красок. Увлечённый эйзенштейновской идеей «интеллектуального кино», оперирующего образами-понятиями, адресующегося к сознанию зрителя, он попытался по его прописям сделать свой фильм. А получилось так, что прежде всего зритель должен был напрягать зрение, чтобы успевать читать бесконечные надписи на экране, в словесный ряд газетной передовицы переводящие смысл происходящего. Сцены многолюдных митингов, заседаний, снятые на средних и дальних планах, многоголовые и безликие, усиливали впечатление «бесчеловечности», холодности фильма. Не спасала даже фигура главной героини, из жертвы насилия превращающейся в обличителя насильников. Елена – лаборантка на заводе, где в массовом порядке производят электролампы («лампочки Ильича»). В этой роли снялась Раиса Есипова, красивая, молодая женщина, с тонким, явно не пролетарского происхождения лицом. Подвергшись насилию группы хулиганов, женщина попала в больницу. Её муж, читающий партийную литературу, сидя под бюстом Ленина, оказывается жалким обывателем, мелким негодяем – выгоняет «опозорившую» его жену из дома в ночь. Демонстрируя идейную сознательность, вопреки профессиональным нормам, адвокат отказывается защищать хулиганов. Суд устами народного обвинителя квалифицирует насилие как политическое преступление. Бродя по пустым ночным улицам, Елена мучительно обдумывает произошедшее, подавленная, оскорблённая. Надписи на экране воспроизводят тревожную сбивчивую мысль. На бульваре она сталкивается с проституткой, принявшей ей за «свою», а затем встречает «передового» адвоката, который приводит её к себе домой. Здесь под бюстом Маркса он привычным движением засовывает женщине за пазуху деньги и требует их «отработать».