Кинокава

Ханако ликовала. Она впервые оказалась в отделе кимоно универмага «Мицукоси» в районе Нихомбаси и совала нос в каждый уголок, стараясь не пропустить ни одной детали. Однако трудные времена сказались и на этом магазине. Хозяева строго придерживались запрета на роскошь, и от прежнего духа веселья и беспечности не осталось и следа. На манекене было представлено свадебное кимоно с узкими рукавами для второй половины торжества. Даже такой строгий наряд и тот смотрелся вызывающе. Шелковый креп и тонкую парчу убрали с глаз долой. Но вместо дешевого крашеного материала на витрине были выставлены образцы дорогого эпонжа – это стало возможным только благодаря его приглушенным тонам.

Продажа кимоно из узорчатого шелка была запрещена. В отличие от Осаки в Токио Хану почти не знали, влиянием своим она воспользоваться не могла, и ей ничего не оставалось, как остановить выбор на рулоне шелкового крепа с белыми пионами на темно-розовом фоне. Стоило приложить материал к груди Ханако, как розовый цвет придал щечкам живости и личико уже не казалось таким бледным. Для хаори Хана выбрала эпонж из Осимы. Он стоил в десять раз дороже шелкового крепа, но Ханако понятия не имела об истинных ценах на материал для кимоно и по пути из универмага с восторгом прижимала к груди пионы.

Бабушка с внучкой прошли между охранявших вход в магазин каменных львов и зашагали по улице. На подступах к мосту Нихомбаси их остановила женщина средних лет в темном кимоно с подвязанными рукавами, надписью на поясе «Японская ассоциация женщин» и забранными в пучок волосами.

– Прочтите это, – сухо бросила она и протянула Хане листовку.

На листке величиной в половину открытки красовались крупные иероглифы, гласившие:

«МЫ ДОЛЖНЫ БИТЬСЯ ДО КОНЦА!

НЕМЕДЛЕННО УКОРОТИТЕ РУКАВА ВАШИХ КИМОНО!

ЯПОНСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ЖЕНЩИН, ТОКИЙСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ».

– Что там написано, бабуля? – Ханако попыталась прочесть слова, но Хана только покачала головой и спрятала листовку за пояс.

– Пойдем домой, милая.

Девочка вся искрутилась в такси, наслаждаясь роскошной обстановкой и вспоминая беспечную жизнь на Яве, где у них был собственный автомобиль. Хана же сидела, погрузившись в свои мысли. Теребя белый платочек, который достала из рукава длиной в один сяку и три суна, она все думала, как материал от обрезанных рукавов кимоно может помочь победе над врагом. Этого, наверное, ей никогда не понять.

Эйдзи настаивал на том, что нет никакой необходимости эвакуировать семью, – такова была его уверенность в скорой капитуляции Японии. Однако ситуация день ото дня осложнялась, японские милитаристы продержались гораздо дольше, чем он рассчитывал. Пессимистические настроения Эйдзи целиком и полностью разделял его шурин Томокадзу, ныне второй лейтенант.

– Знаешь, Эйдзи, у Японии не осталось ни одного авианосца, – мрачно вздохнул Томокадзу, выдав зятю военную тайну.

Эйдзи побледнел.

– Значит, нам придется вести бой на родной земле?

– Да. Армия этого добивается, хотя флот категорически против.

Южный тихоокеанский фронт уже приближался к Японским островам. Императорский штаб выпустил коммюнике, в котором говорилось, что битва у острова Гуадалканал явилась поворотным пунктом в войне, причем в пользу Японии, но большинство сочли эту кровавую бойню поражением. Вскоре было объявлено о полном уничтожении войск, защищавших остров Атту.

Повсюду слышались истерические вопли: «Биться до конца на японской земле!» В конце осени 1943 года Эйдзи и Фумио решили-таки эвакуировать детей. К тому времени уже половину одноклассниц Ханако перевели в провинциальные школы.

Кадзухико поступил на литературный факультет Токийского императорского университета. Отсрочку – последнюю привилегию студентов – продлили только до осени. Никто не знал, когда начнется призыв учащихся школы высшей ступени. Фумио, которая на всех углах кричала о том, что семья не имеет большого значения, тем не менее осталась в Токио с Кадзухико в знак уважения к его положению старшего сына. Узнав, что Утаэ доверила своих детей Хане еще в прошлом месяце, она сама отвезла Ханако и Акихико в Мусоту.

– Что такое семья, мама? – совершенно неожиданно спросила Фумио.

– Порой я и сама задумываюсь над этим вопросом.

Хана увильнула от прямого ответа и продолжила работу, не желая вступать с дочерью в бессмысленные препирательства. Она шила мешок для песка, которыми пользовались для защиты от пожаров. Члены Общества молодых людей доставляли песок из Исоноуры и ссыпали его в кучи у деревенской управы и на школьном дворе. Начиная с апреля 1942 года воздушные налеты регулярно совершались даже на отдаленные районы сельской местности.

– Сэйитиро покинул Осаку и теперь ездит на работу из Кисивады, где живут родители Яэко. Жена Томокадзу сбежала с ребенком в Киото. И даже старший брат Эйдзи отправил детей к родителям жены. Вам не кажется это странным? К Матани вернулись только Утаэ, я и наши дети. Мама…

– Что такое? И прошу тебя, не повышай голос.