Кинокава

Ханако ушам своим не поверила, а бабушка тем времени продолжала гнуть свою линию:

– Какая разница, где умирать, здесь или в Токио. Я выступлю свидетелем, можешь покончить с собой прямо тут, чего далеко ходить.

Ханако побледнела и несколько секунд глядела на бабушку. Потом со слезами на глазах выскочила из комнаты, не разбирая дороги добежала до конца коридора и увидела открытые фусума, за которыми находилось хранилище. Там она и нашла себе убежище среди свертков и сундуков. Загнанная в угол, девочка выбрала местечко потемнее и скорчилась на полу, захлебываясь рыданиями. Она ревела так громко и так неистово, что казалось, еще немного, и хранившиеся десятилетиями вещи рассыпятся в прах, а тяжелый воздух закрутится в торнадо.

– Не слишком ли вы жестоко с ней обошлись, госпожа хозяйка? Она до сих пор рыдает, никак успокоиться не может! – Переживая за Ханако, Оити металась от хранилища к гостиной и обратно.

Но Хана лишь попросила ее оставить девочку в покое.

– Госпожа хозяйка… она уже почти два часа плачет.

– Ничего с ней не случится, Оити. Только здоровый ребенок может так рыдать.

– Ваша правда! Вряд ли она смогла бы проплакать столько времени без перерыва, если бы была больна.

Оити наконец-то успокоилась и вернулась на кухню. Решив, что девочка непременно проголодается после нескончаемых слез, она приготовила на обед дополнительную порцию риса. Да, Ханако действительно устроила настоящую истерику: Оити слышала ее даже из кухни. Покачав головой, добрая женщина принялась размышлять над словами Ханы.

Весной 1945 года в дом Харуми в Токио попала бомба, и он сгорел дотла. Семья бежала к тете Эйдзи. В то же самое время пришла повестка – Кадзухико призывали в армию.

– Я велела ему не терять голову, мама. Не лезть вперед остальных, не пытаться стать героем и все такое. И еще я велела ему во что бы то ни стало вернуться домой живым, – сказала Фумио Хане по дороге в Мусоту. Эйдзи заявил, что до последнего останется в банке «Сёкин» – это же, в конце концов, долг каждого служащего! – и наотрез отказался покидать столицу. Фумио же приехала к матери в Мусоту только после того, как они лишились своего дома, а Кадзухико призвали в армию.

– Ты все правильно сказала, молодец. Я говорю то же самое молодым людям, которые приходят повидать меня перед отъездом на фронт. Разве можно желать кому-то смерти?

– Как вы думаете, мама, что станет с Японией? В Вакаяме пока тихо, но в Токио настоящий ад творится.

– Да, времена настали действительно хуже не придумаешь.

Фумио в общих чертах описала Хане, Оити и Косаку обстановку в Токио, потом рухнула на футон между Ханако и Акихико и провалилась в сон. Проснулась она поздно утром, когда солнце уже стояло высоко над горизонтом. Пережив пожар и спешный побег из Токио, Фумио валилась с ног от усталости и отчаянно нуждалась в отдыхе.

Через несколько дней она окончательно пришла в себя и смогла, наконец, от души наговориться с Ханой.

– Ханако прямо пышет здоровьем, мама! Поверить не могу! Ножки у нее всегда слабенькие были, на Яве пришлось выбрать ей школу поближе к дому. А теперь она каждый день ходит пешком до города и обратно.

– Разве ты сама не ходила в Вакаяму?

– Ходила, но я ведь была не хуже любого мальчишки. И потом, в то время у нас не было выбора, общественного транспорта еще не существовало. Должно быть, это деревенский воздух сотворил с Ханако чудо.

Хана не стала рассказывать Фумио о ссоре с Ханако и о том, как она велела внучке покончить с жизнью. Люди стали очень чувствительными, и сейчас не время разбрасываться такими словами, как «смерть».

Когда Фумио приехала к матери, в Вакаяме действительно было относительно спокойно. Но с июня город превратился в мишень для постоянных авианалетов. В ночь на 10 июля в результате массированной бомбардировки столица префектуры фактически сровнялась с землей. Паника захлестнула даже Мусоту.

– Бомбоубежище никуда не годится!

– Собирай вещи и беги!

– В холмы, в холмы!

Руководители Общества соседей носились по деревне, выкрикивая имена жителей. Хана крепко держала за руку Ханако, Фумио и Оити тащили за собой каждая по два ребенка. Они бежали по тропинке мимо рисовых полей по направлению к Китаяме.

– Смотрите! Город горит.

– Силы небесные, близко-то как! А вдруг огонь на Мусоту перекинется?

– Всего можно ожидать…

Со стороны Мусоты Вакаяма казалась морем огня, и только крепость возвышалась темной тенью над безбрежным красным маревом. Но вот и она осветилась, по башне поползли алые язычки.

– О, замок… – задохнулась на бегу Фумио.

В этот самый момент Хана тоже заметила, что в замке начался пожар. Из башни вырвался огненный столп, и через секунду она рухнула на землю.

– Бабушка! – в испуге закричала Ханако, когда Хана, которая до сих пор держала ее за руку, покачнулась и упала на колени.

– Со мной все в порядке, – твердым голосом заявила Хана.