Кинокава

После капитуляции Японии землевладельцы в чудом избежавшей разрушения маленькой деревушке близ Вакаямы еще долго влачили жалкое существование. В разоренных войной городах люди изо всех сил строили новую жизнь. Хана же по-прежнему бездельничала в Мусоте.

Дом Утаэ в Осаке остался целым и невредимым, она без промедлений приехала за детьми и прихватила с собой из Мусоты немного риса. Оставшийся без жилья Эйдзи забрал свою семью весной следующего года. Что до Кадзухико, он так и не успел подержать в руках оружие и не получил ни единой царапины. Незадолго до демобилизации он рыл окопы вдоль побережья полуострова Босо. Эйдзи вошел в правление банка «Сёкин», когда тот уже стоял на грани развала. Инфляция в стране росла, банковские счета заморозили, и для Харуми начался очень трудный период. В итоге Эйдзи потерял почти все, что имел.

Сок и сахар выдавали по норме в качестве замены рису, и, чтобы выжить, приходилось обменивать вещи на продукты. Фумио, Кадзухико и Ханако жили одним днем. Во время войны так и не удалось пошить Ханако кимоно из крепа с пионами, который Хана купила для нее. Чудесная ткань последовала за своей хозяйкой из Токио в Вакаяму, потом из Вакаямы обратно в Токио. В конце концов ее обменяли на продукты – девочке не представилось случая посмотреть, как она превращается в праздничный наряд.

Ханако отправилась вместе с матерью в Нэриму, на запад Токио, чтобы обменять яркий шелковый креп на несколько кинов[87]ячменя. Девочка молча воззвала к бабушке, глядя на то, как грубые, почерневшие руки крестьянки разворачивают нежную ткань и касаются пионов. Ей так хотелось сохранить материал в память об их с бабушкой походе в «Мицукоси»! Осколки фарфора саванхалок остались на пепелище, а вот теперь и этот бесценный дар должен навсегда перейти в чужие руки. Горько думать, что у тебя не осталось ничего, кроме воспоминаний.

– Люди ставят на одну ступеньку еду, одежду и кров, но не забывай, Ханако, что еда важнее всего остального, – сказала Фумио.

Однако Ханако не стало легче, хотя она прекрасно понимала – мать пытается успокоить ее и убедить в том, что глупо оплакивать какую-то материю, когда они умирают с голоду.

– Интересно, что скажет бабушка…

– В My соте есть что продать. Если бы ты осталась там, тебе не пришлось бы пройти через все эти испытания.

Но не об испытании ячменем и сладким картофелем думала Ханако. Она ждала, что мать хотя бы выскажет сожаление по поводу того, что им пришлось продавать вещи дочери. Бабушка наверняка опечалилась бы, узнав, что шелковый креп поменяли на продукты. Она настоящая женщина, и для нее расстаться со старинной вазой или кимоно – неподдельное горе.

Фумио несмело взглянула на погруженную в мрачные мысли дочь. Она продала ткань для кимоно потому, что за время войны Харуми докатились до состояния ужасающей нищеты. И все же Фумио чувствовала себя неловко. Сама она никогда не привязывалась к вещам и расставалась с ними без малейшего сожаления. Но продавать то, что по праву принадлежит ее дочери, – совсем другое дело.

Фумио молчала, не желая осложнять и без того непростые отношения с Ханако. Бедность, вынудившая их обменивать шелковый креп на еду, настолько удручала ее, что она была не в силах выразить свои чувства.

«До войны у меня была возможность посылать детям не только рис, но также одежду и постельное белье», – подумала Хана, взяв в руки газету. Она очень расстроилась, узнав о несчастьях, свалившихся на голову ее старшей дочери, но еще больше ее угнетала мысль о том, что Матани растеряли все свое богатство. Землю конфисковали, арендаторов освободили от их обязательств. Оставшись без рисовых полей, бывшие землевладельцы уподобились горожанам и жили на продовольственный паек. Сэйитиро и Утаэ приезжали из Осаки купить зерна. Жители деревни чувствовали себя обязанными Хане и не могли продать ей рис по завышенным ценам черного рынка, но вместе с тем не слишком охотно делились своими запасами.

– Да разве это мыслимо, госпожа хозяйка? – вопрошала Оити. – Говорят, что у сына Мацу из Мисэгайто пять наручных часов!

– Наверняка выменял их на рис у горожан.

– Но ведь каждый человек должен занимать определенное место в обществе. Какой прок крестьянину от пяти наручных часов? Это же смешно!

– Не забывай, Оити, что крестьян вынудили прибегнуть к натуральному обмену. Что толку винить сына Мацу?

– Да я его и не виню. Меня просто сводит с ума вся эта нелепица. Времена действительно настали трудные, но госпожа хозяйка Тёкуи не должна есть рис, смешанный с ячменем!

– Япония проиграла войну, Оити. Сегодня никому нет дела до громких имен вроде Тёкуи или Матани. У одних сгорели дома, другие потеряли своих родственников, третьи пострадали от атомной бомбы. Когда я думаю обо всех этих несчастных, понимаю, что жаловаться мне не на что.