– Что ты мелешь? – возмущается Гейб. – Какой еще диализ? Сто раз повторял: на октябрь у меня назначена операция по уменьшению пениса!
– Да, удивительно, каких успехов за последние годы добилась микрохирургия, – восхищается Ленни и тянется за пивом. – Понимаешь, Тим, Гейб у нас крупных женщин не любит, предпочитает миниатюрных. Комарихи уже надоели, хочет попробовать с амебами.
РТ протягивает Гейбу поднос с дольками фруктов и овощей:
– Давай, приятель, ты сможешь! Попробуешь хоть одну – дам пятьдесят баксов.
– Я с ним поспорил на сотню, что Гейб ко всему, что лежит на этом подносе, не притронется, – шепотом объясняет странное поведение РТ Джонатан.
– Ни за что, – категорично заявляет Гейб и отправляет в рот пригоршню начос с мясным фаршем. – Сам ешь свою отраву.
– А когда стриптизерша выжала на грудь фруктовые взбитые сливки и предложила тебе слизать, отказываться не стал, – напоминает Костас.
Джонатан качает головой:
– Если на упаковке изображены фрукты, это еще не значит, что внутри они действительно есть.
– Прошу прощения за моих друзей, – обращаюсь я к Робин. – Эти пещерные люди не в курсе, что женщины уже получили избирательные права.
– Кто бы говорил! – фыркает Ленни. – Когда ты в последний раз ходил на свидание с девушкой, Элеонора Рузвельт считалась горячей штучкой!
– О чем не знаешь, молчи, – отмахивается Робин. – Только на днях у нас с ним было просто замечательное свидание.
Робин улыбается и подмигивает. Спрашивается, как это понимать? Наша встреча действительно была свиданием или Робин хочет восстановить мою репутацию в глазах приятелей? Пребываю еще в большей растерянности, чем в начале вечера.
– Есть вещи поважнее личной жизни. Например, работа! Или спортивные достижения, – объявляет Джонатан. – Когда готовлюсь к декатлону – никаких женщин!
– Судя по тому, в скольких соревнованиях ты участвуешь, – произносит Ленни, – ты самый неудовлетворенный мужчина во всей Канаде.
Проигнорировав этот выпад, Джонатан принимается рассказывать, что сегодня его срочно вызвали на работу, и, конечно, потчует всех присутствующих очередной историей про злосчастного Богдана. Воспользовавшись удобным случаем, поворачиваюсь к Тео и спрашиваю:
– Ну, как прошел кастинг на роль трупа?
– Кажется, нормально, – отвечает Тео. – Правда, попросили раздеться.
– Странно, – произношу я.
– Погоди, – подмигивает Костас. – Ты еще самого интересного не слышал.
– Потом позвали фотографа. Она меня сфотографировала с разных сторон, – продолжает Тео. – Заходила то справа, то слева, нагибалась… А блузка у нее была довольно откровенная, если понимаете, о чем я. Да и юбка тоже.
Увы, все мои попытки выкинуть из головы эту картину успехом не увенчались.
– В общем, несмотря на все усилия, – произносит Тео, смущенно ерзая на стуле, – убедительно притвориться мертвым не получилось. Некоторые мои части тела смотрелись даже слишком живо.
– Да, неудобно вышло, – сочувствую я.
– И вообще, какие-то подозрительные получились кинопробы, – продолжает Тео. – Поспрашивал других студентов с курсов актерского мастерства, и все в один голос говорят, что на таких кастингах ни разу не бывали.
– А роль-то получил? Или другому досталась? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь сохранить серьезное лицо.
– Оказалось, я немножко перепутал место и время, – признается Тео.
– В смысле? – уточняю я.
– Ну-у… – мнется Тео. – Выяснилось, что это был кастинг совсем на другую роль.
– На какую? – интересуюсь я.
– Если не возражаешь, сейчас предпочел бы воздержаться от обсуждения этой темы, – отвечает Тео, заметив, что Костас подался к нам всем корпусом и буквально сгорает от любопытства.
– Ладно, как скажешь, – соглашаюсь я. – А с Дориан как дела? Не помирились?
– Несколько раз говорили по телефону, – отвечает Тео, на этот раз в полный голос. – Дориан не понимает моей, как она выразилась, «неожиданно проснувшейся тяги к лицедейству».
– Знаешь, как говорят про актеров? Умирать на сцене просто, а смешить тяжело. – Робин озорно подмигивает, намекая, что слышала весь разговор. – В твоем случае я бы еще добавила: побороть эрекцию тяжело.
Все смеются. Тут в голову мне приходит идея. Гениальная в своей простоте и простая до смешного. Хотя не уверен, что из этого выйдет хоть что-то путное.
– Знаешь что, Робин? – произношу с самым непринужденным видом, на какой только способен. – Ты тоже можешь вступить в наш киноклуб. Ждем в любое время.
Сам понимаю, что переступил хоть и необозначенную, но все же черту. Прямого запрета нет, но по негласному правилу киноклуб считается исключительно мужской территорией. За все неполные десять лет существования в его ряды не вступила ни одна представительница прекрасного пола. Поэтому менять старые традиции – очень ответственный шаг, предпринимать который следует обдуманно и осмотрительно. В то же время понимаю, что правда на моей стороне – давно пора исправить эту возмутительную историческую несправедливость.