Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

Худшие лагеря, кваллисо (буквально «центры сосредоточения»), – для изменников родины, политзаключенных и всех, кого признали виновным в «антигосударственных» преступлениях (заговоре с целью захвата власти, сотрудничестве с империалистами) или в проступках попроще (читал иностранные газеты, подшучивал над внешностью или интеллектом Ким Ир Сена). Кваллисо Ким Ир Сен создал по образцу советского ГУЛага вскоре после прихода к власти и отправлял туда всех, кто представлял угрозу для режима. Меньше, чем на пожизненное, в кваллисо не попадают; публичные казни там – обычное дело. Что в этих лагерях происходит в действительности, толком неясно – сбежать и рассказать удавалось очень немногим. По словам редких свидетелей, в лагерях, где мужчины и женщины содержатся вместе, запрещен секс, поэтому официально санкционированы аборты и убийство новорожденных. Аборты проводят насильственно – зародышу вкалывают яд, матери попросту режут живот или же дитя душат, едва оно делает первый вдох. За доносы положено вознаграждение, и заключенные сплошь и рядом стучат друг на друга при активном поощрении лагерной администрации. Один бывший зэк стал свидетелем неудавшегося побега: избитый нарушитель лежал на земле, а другим заключенным велели ходить, наступая прямо на него и ломая ему кости, пока он не умер. Другого зэка повесили, а остальным велели бросаться в него камнями, пока он бился в петле. Трупы оставались на виду всю ночь, иногда и по нескольку дней – в назидание.

В некоторых лагерях заключенных приставляют друг к другу попарно – следить и докладывать, если поднадзорный говорит что-нибудь подозрительное, в том числе во сне. На допросах применяют средневековые пытки – избивают палками и камнями, вешают над костром, железными крюками вспарывают тело, ломают, вырывают и отрубают пальцы, руки и ноги. Была пытка под названием «часы»: заключенного ставили на стол, начальник тюрьмы или надзиратель называл время, а заключенный должен был руками показать, как расположены стрелки на циферблате, и стоять так, пока не назовут другое время. Продолжалось это, пока заключенный не падал; поступали так не только с сильными мужчинами, но и с детьми и беременными женщинами. Надзирателям сходят с рук изнасилования. Детей казнят на глазах матерей, жен – на глазах мужей. Те, кого не убивают, нередко гибнут при авариях в шахтах или при заводских пожарах, а если и это их не берет, угасают от голода или болезней, которые никто не лечит: людям не разрешают мыться или переодеваться, их кормят помоями, они спят на холодном полу без матрасов, сбившись в кучу, и болеют все. Если заключенный умрет, его родные на воле не получат оповещения; если заключенного все-таки выпустят, с него возьмут подписку о неразглашении всего, что творится за решеткой. Большинству не сообщают, в каком таком преступлении их признали виновными.

Уровнем ниже трудовых лагерей для политзаключенных – «лагеря перевоспитания» кёхвасо («центры просвещения»), поменьше, чем кваллисо, и с примерно такими же условиями. Подобных лагерей в стране около двадцати – содержащиеся здесь заключенные, называемые «гнилым» или «подрывным элементом», виновны в политических, уголовных и административных (убийство, поездки без разрешения) или экономических преступлениях (пхеньянский эвфемизм, обозначающий кражи, нелегальное пересечение границы, контрабанду или нелегальную торговлю и частное предпринимательство). В отличие от центров сосредоточения, где заключенные считаются «неисправимыми», в центрах перевоспитания с заключенными каждый день проводят политзанятия, и люди могут смутно надеяться на возвращение в «нормальное» общество. Некоторых держат в камерах, но большинство работает каждый день с семи утра до заката, с перерывами только на ужин и на политзанятие. Официально лагеря перевоспитания считаются не тюрьмами, а центрами реабилитации, и власти заявляют, что заключенные, «измученные угрызениями совести», приходят туда и остаются добровольно.