Киномания

— Не так важно, какой фильм лучше, — продолжала она. — Важнее твое суждение о том, что ты видел. Конечно, в «Психозе» сумасшедший монтаж. Но вот обратил ли этот преподаватель твое внимание на то, что «Психоз» — это просто чтобы пощекотать нервы? Ты всегда смотри в корень, любовничек, иначе любой профессиональный механик с мувиолой будет тебя все время облапошивать. Монтаж — мощное средство. И им нередко здорово злоупотребляют. Вот посмотри, я тебе покажу великолепную сцену из «Незнакомцев». В ней напряжения не меньше, но кроме этого еще изящество, а еще символические обертона, а еще никакойтебе крови. Но ты мне говоришь, что «Психоз» лучше. Почему? Сценарий — дешевка, надуманный сюжет, плохая ритмика, жалкая концепция. Почему же ты считаешь, что «Психоз» лучше, ну почему?Признай. Ты человек, который сидит в безопасной темноте и наблюдает, как тычут ножом голую женщину в самые ее интимные места. Это типичная порнуха, как ее ни монтивируй. Поверь мне, те типы, что аплодируют такой резне в ванной, вообще бы с ума посходили, покажи им Хичкок эту сцену одним кадром да еще в замедленном темпе.

В раздражении она сделала страшное предсказание:

— «Психоз» — это начало чего-то ужасного. Попомни мои слова: пройдет несколько лет, и каждый садист-психопат в кинопромышленности будет тебе снимать фильмы про беспомощную жертву, терзаемую сумасшедшим маньяком, и монтаж непременно будет самым прихотливым. И те же самые типы, которые сегодня поют дифирамбы «Психозу», будут относиться к будущему кино как к «некоммерческому». А женщины по всему миру будут тем временем выходить на улицу в бронежилетах. После этого мы прямиком скатимся к поножовщине нового типа. Меня не удивит, если в один прекрасный день в кино будут приглашать разовых статистов для комбинированных съемок с гарантированным летальным исходом. Не забывай, мой дорогой, картинки в кино двигаются,а это неплохой фокус. Но это движение либо имеет целью сообщить человечеству истину, либо оно простофокус. Движение, которое возбуждает без соприкосновения двух тел, — это точное определение мастурбации. А если тебе все равно, как ты трахаешь того, к кому прикасаешься, то это духовное насилие.

Месяц спустя Шарки снова стал на меня наседать, уговаривая заглянуть в «Катакомбы». На этот уикенд намечался сеанс розовоглазого гения. Ретроспективный показ.

— Сколько, ты говоришь, ему лет? — спросил я.

— С альбиносами это трудно определить. Лет шестнадцать, семнадцать.

— Ретроспектива для шестнадцатилетнего юнца?

— Он снимал кино еще старшеклассником. Работает уже три или четыре года.

— Целых четыре года?

— Ну да, я же говорю, что…

— …этот парень — гений. Я это уже слышал.

— Точно. Как этот, как его… Бодлер. Он был совсем мальчишкой, да?

— Ты имеешь в виду Рембо.

— Какая разница! Во всяком случае, он из этих. Гениальный ребенок.

— Шарки, я не буду смотреть кино, снятое девятилетним мальчишкой.

— Да что же ты упираешься-то так. Он ведь твой поклонник.

— Да? Как это?

— Он прочел все, что ты написал о Касле. Поэтому-то он и хочет с тобой встретиться.

После этого я благосклоннее относился к его приглашениям. Но я все равно мог бы бесконечно долго держаться против Шарки, если бы не одно дело, где мне требовалась его помощь: встреча с Ширли Темпл.

Я вернулся из Европы, исполненный решимости исследовать только те фильмы (кроме фильмов Касла), к которым могли приложить руку сироты. Я без труда нашел «Самых маленьких мятежников». Шарки бессчетное число раз показывал в «Классик» его и многие другие опусы с участием Ширли Темпл. Фильмы эти шли под смех зала; их сладенькая, как патока, привлекательность и сентиментальная невинность были на грани той самой вульгарности, которой наслаждались зрители, приходившие к Шарки.

Другое дело — братья Ритц, тоже включенные в мой список классики Сироток бури. Поскольку никто больше — даже Шарки — не относил их творения к классике, добыть их фильмы было потруднее. Что же касается «Райской птицы», то мне понадобилось полгода, чтобы ее обнаружить. Наконец я нашел фильм в шестнадцатимиллиметровой версии для телевидения, запиленной до такой степени, что перед прокруткой мне несколько часов пришлось его восстанавливать.

Но было кое-что и потруднее, чем отыскание этих лент, — объяснить моим ученым коллегам, откуда берется интерес к столь сомнительной продукции. Доставляемые на факультет киноведения коробки вызывали недоуменные взгляды и язвительные вопросы. В особенности когда появилась «Горилла» братьев Ритц, прибывшая в одной посылке с копией «Печали и сострадания» ^{298}для одного из старших профессоров. Даже секретарь факультета прокомментировала этот контраст. «Сегодня у нас необычный сдвоенный сеанс», — сказала она, не скрывая сарказма. Я попытался скрыть смущение за путаными объяснениями, но у меня не хватало смелости крутить эти ленты в университете. Что, если кто-нибудь зайдет в просмотровую? Как я объясню такое странное времяпрепровождение — изучение чуть ли не под микроскопом такого рода бредятины?