Киномания

— Черт побери, — сказал он как-то раз, прочтя репортаж (от которого волосы вставали дыбом) о каком-то совсем уж оторванном рок-концерте, на котором воспроизводили имитацию расчленения, — мы это проходили уже два года назад. «Ночь живых мертвецов», «Волшебник крови» ^{294}. Мы опережаем время, намного опережаем.

— Это что еще за соревнование? — спросил я, — Кто первый прыгнет в навозную яму?

— Просто мы всем должны отдавать должное, — ответил Шарки с гордой ухмылкой, — У меня на экранах идут вещи, которые раньше и представить себе было невозможно. Они не держат руку на пульсе времени.

Тут Шарки был прав. Что касается крупных планов, пристально разглядываемых мерзостей, то здесь с кино ничто не могло сравниться. Последний из опусов, который я видел в «Ритце», заканчивался сценой, в которой мать весьма правдоподобно изнасилованной дочери не менее правдоподобно кастрирует мерзавца при помощи зубов. Со всех сторон раздавались крики восторженного одобрения юных троглодитов, жующих «Биг-Маки» и пиццу.

Откуда бралась такая ярость? Такое мстительное бешенство? Чуть ли не с возмущением я говорил себе: какое они имеют правовходить в такой безумный раж? Они его не заработали.Оно приходит лишь с возрастом и страданиями.

А может быть, спрашивал я себя, существует какая-то более глубокая человеческая чувственность, прорывающаяся здесь на поверхность, некая сверхранимость, сверхвосприимчивость к боли, которая просто не может не выражать себя? Но если и так, то чтовызывает эту боль? Они не жертвы жестокости и исторического кошмара — те, напротив, в большинстве своем несли свои раны с молчаливым достоинством. Они — выкормленные из бутылочки пригорожане, школьники, черт их возьми, вроде бы ничем не ущемленные в своих благополучных анклавах. Значит, они сами — причина этой боли. Они обмануты уже в силу своего рождения и теперь мстят за это, нанося ответный удар. Возможно ли такое?

Да, эти жалкие киноподелки были явлением маргинальным. Но все новое, включая и всякий вздор, начинается как нечто маргинальное, а потом становится привычным; в те дни все новое шествовало с головокружительной скоростью. Прошло всего несколько лет, с тех пор как на экране появились андерграунд и сексуальное насилие, а уже в фильмах ведущих студий, шедших в первоэкранных кинотеатрах, присутствовали те же садистские эскапады, всевозможные мерзости, извращенный секс, дьявольская одержимость. Как только все это проникало в ленты мейнстрима, ведущие критики говорили о смелых ходах, бесстрашной новации, прорыве. Словно бы все, включая лучших и умнейших, только и ждали того дня, когда упадут препоны.

А я пребывал в самом эпицентре, купался в отравленном источнике. Я чувствовал, что, находясь среди этой аудитории, имею прекрасную возможность заглянуть в смятенную душу времени, увидеть истину с искривленным лицом. Эти переживания уносили меня на более чем десяток лет назад, в те времена, когда кино относилось главным образом к взрослой культуре и странноватое словосочетание «некоммерческий фильм» все еще несло светлые обещания. Клер, продукт и в то же время неустрашимый поборник этой эры, преподала мне самый памятный урок кинокритики. Он вполне мог бы быть рецензией на фильм, что я видел в тот день.

В то время я все еще был впечатлительным старшекурсником; на одном занятии нам показывали знаменитую сцену убийства в ванной из хичкоковского «Психоза» ^{295}— этот пример давал возможность поговорить об основах монтажа. Тогда этот фильм только-только вышел на экраны, и та потрясающая сцена была сразу же признана вершиной технической изобретательности. Я с воодушевлением сообщил Клер о том, как мой преподаватель ловко раскладывал сцену на семьдесят — пересчитай: семьдесят! — отдельных кадров, из которых состоит минутный эпизод, в котором Джанет Ли ^{296}кромсают на кровавые ремни. Клер встретила мои слова холодным взглядом и полным молчанием. На следующей неделе она достала хичкоковских «Незнакомцев в поезде» ^{297}и взяла напрокат проектор с опцией стоп-кадров. Она показала мне кадр за кадром сцену теннисного матча в конце фильма. Сделала она это довольно умело, подчеркивая тематический контраст между залитым солнцем солнечным кортом и рукой убийцы, тянущейся в темную сточную трубу.

Этот анализ произвел на меня очень сильное впечатление. Но я все равно отважился сказать, что в «Психозе» сделано лучше. Клер скривилась. Она, как всегда, плыла против течения: хваленый «Психоз», по ее мнению, достоин сожаления, а «Незнакомцы» — последний хороший фильм Хичкока, который после съемок стал душевнобольным сибаритом.