— Худшее — это первые пять лет. А потом… все становится нереальным. Конечно же, для меня все было кончено. Куда ни обратись — всюду отказ, так почему же не приткнуться сюда. Я начал думать об этом как… об уходе на покой. Приличные условия. Есть чем себя занять. Сад. Он уже был посажен, но нуждался в уходе. И дом — когда я здесь появился, он был настоящей развалиной. Альбрехт помогал мне с ремонтом. Я нашел и другие занятия, чтобы убить время.
В его усталом, старом голосе слышалась хрипотца — следствие угрюмой покорности, которая вызывала у меня отвращение. Может, он и был готов смириться со своим пожизненным заточением, а я — нет.
— Они не осмелятся продержать меня здесь столько! — выпалил я, — Не всю же мою оставшуюся… — И тут, поперхнувшись этими словами, я замолчал. Мысли сразу же начали метаться в поисках выхода. Не сегодня, но когда-нибудь. Появятся новые шансы, и у меня возникнет план. Пакетбот. Я найду способ добраться до него вплавь, уцеплюсь за якорную цепь. Ведь так поступали герои книг, которые я читал, фильмов, которые я видел. Уцеплюсь за… Да, но как быть с акулами? Нет. С боем прорвусь на борт. Угоню корабль. Убегу на полной скорости. В какую сторону? Боже мой, я понятия не имел, в какую сторону нужно плыть. И вообще, я понятия не имел, как управлять судном. Безнадежно.
Он смотрел на меня, видимо читая мои мысли. Снова потрепал меня по плечу.
— Может быть, в один прекрасный день вы найдете способ бежать отсюда — Его слова прозвучали не очень уверенно. — У вас для этого больше оснований, чем у меня.
Затем воцарилась тишина — молчание пленников, которое может продолжаться вечно. Наконец, не придумав ничего лучшего, я спросил:
— Как к вам попала моя рукопись?
— Ее прислали. Вскоре после вашего прибытия. Следующим рейсом. Я думаю, ее прислали для вас. Но сторожа передали мне. Я позволил себе… Простите. Она мне показалось забавной. Первое чтение за много лет. Вы обратили внимание — я внес кой-какую правку. То, о чем вы не могли знать. Вероятно, вам будет интересно.
— Откуда ее прислали?
— Из Нью-Йорка.
— А кто?
— Один из братьев. Он отправляет сюда посылки время от времени.
— Анджелотти? Так его зовут?
— Да. Брат Эдуардо. Мы с ним никогда не встречались. Вы его знаете?
— Знаю. Я здесь по его милости.
— Да. И боюсь, что из-за меня.
— Ну, в этом вряд ли есть ваша вина.
— Но вам так нравились мои фильмы. Если бы вы не…
— Да, если бы я не…
Он вздохнул.
— Жаль. Эти фильмы, видите ли, были не очень хороши. — Это было сказано не из ложной скромности. Он говорил искренно. У меня не было желания спорить с ним на сей счет. Он немного подумал. — Я никогда не думал, что настанет день, когда эти мои безделки будут изучать с таким тщанием. Ну, я мог бы понять, будь это Гриффит, Эйзенштейн. Или Дрейер…
— Сейчас всё изучают, — сказал я ему. — Всю классику.
— Но мои фильмы… это же такая ерунда. Неужели они нравятся людям?
— Вы, что называется, культовое явление. Сначала культовое явление, потом классика.
Он скупо усмехнулся.
— Культовое явление!
— Наряду с Бастером Китоном, братьями Маркс, Фредом Астером.
— Хутом Гибсоном
{360},— добавил он, рассмеявшись беззвучным смехом.— Вы ничего не знали обо всем этом? О культуре кино?
— Немного, немного. Они присылают мне книги — наши друзья. Проходит время, а вместе с ним и интерес. И какой в этом смысл в конце концов? Ну, было что-то давным-давно…
— Да, конец пятидесятых.
— Приблизительно в это время я прекратил следить за тем, что там происходит. Мизансцена, монтаж… все это казалось большой глупостью, в особенности с такого расстояния. Брат Эдуардо прислал мне вашу брошюру, опубликованную Музеем современных искусств. Ретроспектива моих работ. Это я помню.
— Это было ваше второе рождение в кино.
— Вы нашли столько моих вещей! Я думал, их выкинули на помойку.
— Много и в самом деле выкинули.
Он вопросительно наклонил голову набок.
— Что-то там было на этой брошюре. На заднике. Реклама. Еще один сериал. Хичкок. И Хичкока тоже изучают?
— Его ценят очень высоко.
Он издал суховатый смешок.
— Удивительно. Хичкок.
— Он уж точно классик.
— Удивительно. Он был такой скучный тип. Просто ненормальный. У него был пунктик насчет блондинок. Печально все это. Если бы мне дали половину тех денег, что давали ему… — Он, спохватившись, замолчал, — Я впервые за долгие годы задумался об этом. Я-то думал, что все это давно осталось позади. — Он погрозил мне пальцем с наполовину серьезным укором, — Вы на меня плохо влияете.