Киномания

– Докторская диссертация? – Он смаковал слова, словно вкушая непривычный деликатес, и поглядывал на меня, откинувшись к спинке своего плюшевого кресла за столом, заваленным всяким хламом. Голос у него был низкий, с хрипотцой. – Что ж, давно пора. Я-то думал, что диссертации пишут только о европейцах – Росселини там, Бергманах. Всякая такая снобистская чушь.

– Нет-нет, – заверил я его. – Мы исследуем массовое американское искусство.

– Массовое! – Валентайн засиял, отбив это слово ударом ладошки по столу. – Наконец-то. Я хочу сказать, что мы ведь в конечном счете ведем речь о кино, так? А ты знаешь, как трудно быть массовым? Чертовски трудно. Любой недоумок-неумеха может слепить фильм, который будет нравиться разве что десятку-другому самодовольных критиков. Ну и что? Я вот здесь снял девяносто шесть фильмов. И знаешь, сколько билетов я продал? Больше шести миллиардов по всему миру. По всему миру – понял? В Гонконге мои фильмы показывают без всяких субтитров. Они им не нужны. Хороший фильм сам за себя говорит. Кому нужен сценарий, а? – Раздувшись от самодовольства, он водрузил одну ногу на стол, – Ну, спрашивай, профессор.

И я спросил, начав с того, чему он научился у Касла.

– У Касла? Макса? – переспросил Валентайн, застигнутый врасплох. – Ну, это ж сто лет назад. Седая древность. Чему я научился у Макса? Да так – мелочишке. – Он вперился в меня настороженным взглядом, – Слушай. Это же не было запатентовано. Что за чушь! В этом бизнесе все крадут друг у дружки. В основном я обязан Максу только тем, что он дал мне толчок. Вот что важно. Я всегда буду ему благодарен. Вот и я точно так – скольким я помог начать карьеру. На меня работают талантливые ребята – ты не поверишь, какие талантливые. И они готовы работать за гроши в благодарность за то, что я даю им такую возможность.

– Я хотел узнать, – гнул свое я, – научились ли вы у Касла каким-нибудь приемам. Каким-нибудь особым, необычным вещам.

– Если хочешь знать, этому хитрозадому сукину сыну нельзя было верить. Все эти его трюки-дрюки – он мог тебе что угодно наплести, но у тебя все равно ничего бы не вышло. Хоть сто лет делай, что он там тебе наговорил, – никакого толку. Светораздвоение. Черта с два! Я на это миллион выкинул. Чушь свинячья.

– А как насчет фликера? Об этом вы с ним говорили? – Я постарался задать этот вопрос как можно небрежнее, словно спрашивая о чем-то общеизвестном.

Но ответом мне был только недоуменный взгляд и хрипловатое: «Что?»

– Или про ундерхольд? – поспешил я вставить это словечко, надеясь, что мне повезет, – О чем-нибудь таком Касл никогда не говорил?

Теперь он сверлил меня подозрительным взглядом.

– Откуда мне знать всю эту ерунду, сынок? – вместо ответа спросил он, и в голосе его послышалось нетерпение.

Я быстро сменил тему.

– А каким был Касл – как человек, как друг?

Валентайн смерил меня недоверчивым взглядом.

– Шпионом. Вот кем он был, если хочешь знать. Я этого не говорил.

– Шпионом?

– Ну да. Шпионил на фрицев.

– Почему вы так думаете?

– А все эти сомнительные типы, с которыми он работал? Всегда по-немецки: Jawohl, jawohl, auch du lieber, gesundheit. Пятая колонна. Я этого не говорил.

– Вы уверены?

Он авторитетно хмыкнул.

– Он мне сам говорил.

– Касл вам говорил? Что?

Он перешел на заговорщицкий шепот.

– Секретные послания. В его фильмах. Что-то вроде кода. Он мне сказал: «Вал (мы были очень, очень близки), с помощью кино можно завоевать мир. Просто надо знать, как в них внедрять послания». Что, разве это не нацистский разговор?

Я начал спрашивать еще о его разговорах с Каслом, но Валентайн вдруг оборвал меня, его лицо омрачилось, на нем появилось выражение недоверия.

– Эй, что это еще за херня? Мы говорим о Касле или обо мне?

– О Касле, – ответил я и, даже не успев как следует подумать, тем самым признал, что мы не понимаем друг друга. Три минуты спустя я уносил ноги из кабинета Валентайна, а мне вдогонку несся поток брани.

– Ты думаешь, у меня есть время на всякое такое говно? Касл давно на том свете. О чем тут говорить? Хера-с-два он меня чему научил, если хочешь знать. В этом бизнесе никто никому не оказывает услуги. У меня сейчас в производстве восемь картин. Я занятой человек. Иди-ка ты, сынок, со своими бумагами куда в другое место.

Следующее мое интервью не так мне досадило, но толку от него тоже было мало. Мне удалось найти некоего Лероя Пьюзи, который был администратором на «Юниверсал» в те годы, когда там работал Касл. Он упоминался в титрах одного из фильмов о графе Лазаре. Теперь ему было далеко за семьдесят – он доживал свой век с одним легким в пасаденском доме престарелых. Он оказался приятным, услужливым человеком, хотя между предложениями делал большие паузы, чтобы отдышаться. Моя компания ему явно пришлась по душе. К несчастью, его воспоминания о Касле были туманными и ненадежными.