Очень мало из рассказанного мне Валентайном, Пьюзи и Хелен Чандлер можно было назвать точными фактами; я уж не говорю о том, что услышанное никак не помогло мне в анализе касловских работ. И тем не менее кой-какие попутно собранные пикантные биографические подробности имели ценность. Благодаря им мое представление о Касле обретало четкость. Теперь я видел его еще более зловещей, чтобы не сказать отталкивающей фигурой: холодным, властным интриганом. Но самое главное, теперь я больше, чем когда-либо, пребывал в убеждении, что он являлся хранителем в высшей степени необычных киносъемочных приемов, которые вот уже почти тридцать лет после его смерти оставались неизвестны. Клер же не проявляла никакого интереса к тому, что мне удалось разузнать через расспросы оставшихся в живых коллег Касла. Она смотрела на мою диссертацию (и вполне могла бы назвать ее «наша диссертация») как на упражнение в критике, а не в истории. «Держись ближе к фильмам, – настаивала она. – Все остальное – просто киносплетни». Но и ей было любопытно узнать об одном пунктике его биографии, который я выяснил. Судя по источнику, информация была надежной.
– Касл вроде был не дурак выпить, – сообщил я ей как-то утром, подавая это известие как бы походя. – По крайней мере, в свой поздний голливудский период. Вечеринки на всю ночь. У меня тут есть любопытное письмо от его бывшего собутыльника, – Клер сидела по другую сторону стола, уткнувшись носом в газету, и ничего не хотела знать, – Письмо из Ирландии, – продолжал я, – От одного деятеля, который знал Касла по работе на «Уорнерс». – Никакой реакции, – Он сообщает, что только что закончил съемки какой-то ленты под названием «Ночь Игуаны»{216}
. Это кажется пьеса Теннесси Уильямса, да? – Она подняла голову, наморщила лоб. – Его зовут… ах, да Хьюстон. Джон Хьюстон. Ты о нем слышала?Газета упала.
– Джон Хьюстон прислал тебе письмо? О Касле?
Прислал. На удивление длинное. Оно любезно подтверждало все, что Зип Липски сообщил мне о запутанных и явно роковых связях Касла с «Мальтийским соколом». Клер выхватила у меня письмо.
Оно начиналось с пространных извинений за то, что меня так долго заставили ждать ответа. А потом: