Она снова показала на драгоценный камень, заставляя меня сосредоточиться на нем. Ей каким-то образом удалось оттянуть наступление этого полуоргазма, как мне показалось, на несколько минут. Я дышал самыми верхушками легких – мне приходилось открывать рот, чтобы глотать воздух. Скоро я задыхался от желания, от жажды поскорее забраться на вершину, до которой было рукой подать, но никак не дотянуться. И хотя ощущение было мучительным, я не мог не восхищаться его пикантностью. Это было умение распалять, возведенное в ранг искусства. Сколько может Ольга держать меня на краю? Ответ на этот вопрос содержался в сексуальном состоянии; я и не подозревал о существовании такового, пока не впал в транс, в котором мне стало все равно. В само это мгновение я не мог сказать, сколько оно может продлиться – минуты или часы; я утратил всякое представление о времени.
Но по прошествии какого-то бесконечного отрезка времени я вдруг понял, что мое возбуждение – такое невыносимое, такое мучительно насущное – вдруг прошло и ко мне вернулось спокойное тепло. Я пребывал в ошеломленном состоянии, чувства мои смешались, и потому я даже не заметил, как Ольга оказалась у меня за спиной – встала там на колени, обхватив меня руками за талию и поддерживая мое истомленное тело. Что же случилось? Я взглянул вниз и увидел свой обмякший орган, мирно успокоившийся в ее ладошке. Никакого следа оргазма – я не помнил, как достиг высшей точки. Но я отчетливо помнил венчавшее все это ощущение полноты, от которого я сейчас уходил все дальше и дальше, как уставший бегун, покидающий дорожку и радующийся возможности отдохнуть. Где-то в глубинах моего естества гнездилось неприятное ощущение застоя, но вторая рука Ольги, орудуя у меня в паху, снимала это напряжение.
Потом, когда мы приняли душ и оделись, Ольга сообщила, что целиком и полностью удовлетворена нашим времяпрепровождением, хотя и не уточнила – моими действиями или своими.
– Ты умеешь быстро учиться, Джон. Иногда начинающим трудно себя контролировать – возбуждение слишком велико. Но мы ничего не потратили даром.
– У таких умных мальчиков, – продолжила она, – иногда здесь вот слишком много. – Она постучала себя по лбу. – Голову нужно выключить, и тогда тело будет знать, что делать. Оно само знает, как получить удовольствие.
Интересно, спрашивал я себя, сколько умных мальчиков (или вообще мальчиков, умных или нет) включает Ольга в свое обобщение. Позднее я узнал, что довольно много. Комната Ольги наверху не простаивала без дела. Именно этому и посвятила себя Ольга. Такие вот уроки стали для нее чем-то вроде дела жизни – она хотела просветить всех и вся. Делала она это от душевной щедрости – раздаривала себя миру. Среди ее учеников были женщины и мужчины, старые и молодые. Беда, правда, была в том, что когда она принималась живописать свое призвание, в ее голосе слышались нотки разочарования, как у знахаря, рекламирующего необычное средство. Она утверждала, что речь идет только о здоровье и хорошем физическом тонусе, о некой эротической витаминной таблетке. Я никак не мог связать такие идеи с Максом Каслом.
– И это все идеи Макса? – скептически спросил я ее.
Мы вернулись в гостиную, где пили теперь заваренный на какой-то траве чай, обладавший якобы превосходной способностью восстанавливать силы. Ольга сообщила мне, что этот напиток будет способствовать рассасыванию нерастраченного семени по моим тканям, увеличивая продолжительность моей жизни.
– Нет-нет, – ответила она. – Не все я узнала от Макса. Но главное – от него.
– И что же главное?
Она выставила вперед пальчик.
– Без деток.
– Контрацептивное средство? – удивленно спросил я. – Вы хотите сказать, что до Макса ничего не знали об этом?
Она отрицательно покачала головой.
– Не только
Я не понял ее.
– И что это значит?
– Ты помнишь, когда это случилось – у меня и Макса? Мы познакомиться в тридцать восьмом или тридцать девятом. Беспокойное время. Близилась война. Я все время оккупации провести здесь. Я видела то, о чем мне говорил Макс. Это было правдой.
– Что было правдой?