Киномания

– Я знаю, это звучит глупо, но, откровенно говоря, я не верю, что людей так уж волнует секс. Нет, он их волнует, но они вовсе не одержимы сексом. Они всегда думают об этом. Но на самом деле их вполне устраивает «Макдональдс», а не всякие там кулинарные изыски.

Впервые за все наше знакомство на лице Ольги появилась печальная тень. Она мрачно кивнула.

– Сунул, вынул и пошел. Ты об этом слышал? Макс мне рассказал. Вот отсюда-то и берутся потери. И детки тоже от этого. Раз-два и готово. Я знаю. Я сама была такой. Макс мне сказал, что я была как все – сунул-вынул. Но я научилась, ты видишь? Ты сам сказал: люди всегда об этом думают. Думают. Головой – а не тем, что между ног, – Она вытянула руку, чтобы преподать мне небольшой урок анатомии: сначала коснулась моего обмякшего пениса, потом яичек, – Понимаешь, вот это связано с этим. Вот отчего и крутится мир. Вот это бхога. – Она погладила пенис, – А вот это мир, – Она взвесила в ладони яички, – Войны, страдания, глупая нищета, которая никогда не кончаться, переходить от отца к сыну, тысячи лет. Это небеса, а это ад. Но они рядом. Какой грязный трюк.

– Чей грязный трюк?

– Дьявола, – сказала она это просто, как ребенок, – Так мне Макс сказал.

– И вы верите в это?

Она пожала плечами.

– Я не религиозна. Я никогда точно не понимала, что говорит Макс. Но он был прав – это я знаю.

Несмотря на весь ее шутливый задор, отныне я знал, что не стоит недооценивать серьезность Ольги, когда она говорит на эти темы. После одной из первых наших встреч она как бы невзначай рассказала мне кое-что из пережитого ею во время войны. Вскоре после захвата Нидерландов нацистами она уехала из Голливуда в Англию, желая быть поближе к семье. В Лондоне у нее установились связи с голландским Сопротивлением. Именно это и привело ее в Голландию, где ее жизнь подвергалась опасности. После года в подполье Ольгу арестовали, и большую часть оставшегося времени оккупации она провела за колючей проволокой. Ей пришлось немало вынести, и выжила она чисто случайно. Многим ее родственникам повезло куда как меньше – они погибли в лагерях. Когда она говорила об аде и дьяволе, то эти сведения были из первых рук.

Глава 17 Шесть минут без названия

В ходе этого эротическо-философского времяпрепровождения я не забывал о «незавершенном фильме», оставленном Максом Каслом на хранение Ольге – картине, «ничуть не похожей на то, с чем был знаком я». Ведь в конечном счете именно эта таинственная картина и была целью моей поездки в Амстердам.

Скоро я понял, что Ольга использует эти пленки или то, что от них осталось, как приманку, с помощью которой заставляет меня приходить к ней снова и снова. Каждый раз когда я спрашивал у нее о ленте, она обещала организовать просмотр на следующий день… или очень скоро. У нее есть приятель, который владеет кинотеатром в городе; мы можем воспользоваться его проектором. Я с нетерпением ждал, когда же она обо всем договорится со своим приятелем.

Ей вовсе не обязательно было проявлять столько изобретательности. Она совершенно меня очаровала, мне и в самом деле было интересно то, чему она хотела меня научить, хотя и и задавал себе недоуменный вопрос: а где я смогу найти применение этой особой разновидности сексуальных изысков. Более того, я даже был готов поверить ее рассказам о бхоге: что она научилась этому от Касла, что бхога была важна для него, что его система верований строилась в том числе и на бхоге. Ведь моя странная связь с Ольгой была в конечном счете своего рода исследованием.

Я отдавал себе отчет в том, что Ольга за прошедшие годы вполне могла приплести к идеям Касла свои собственные, но их можно было отсеять без особого труда. Все жизнерадостное, сибаритское, отдававшее здоровым сексом для удовольствия, явно принадлежало Ольге – она по своей природе была неисправимым оптимистом. И хотя естественным следствием повсеместного применения бхоги стало бы медленное исчезновение рода человеческого с лика земли, она искренне рассматривала эту перспективу как радужную. Человечество на своем пути в небытие предается кутежу. С другой стороны, мрачный фон, на котором Ольга выполняла свою развеселую миссию, определялся, насколько я понимал, влиянием касловской немецкой философии.