Киномания

– Да. Я думай, он должен быть вроде какого-то божка, как у язычников, ты ведь знаешь? Он иметь такие большие крылья. А на лице – маска, будто это орел или ястреб. На него очень страшный смотреть. Это «несказанный ритуал», так Макс говорить. Так сказано в книге. Жертвоприношение. Мы к этому очень серьезно относились. Мы должны были это прочувствовать.

Она замолчала. Я видел, она заново переживает что-то – не просто неприятное, а возможно, оставившее в ее душе незаживающую рану. Я продолжал нажимать.

– В какой-то момент он дал вам меч, правда?

В ее глазах мелькнул огонек – вспомнила.

– Да, там был меч, – Она снова замолчала.

– Это было опасно?

Ее передернуло, но она продолжила.

– Понимаешь, я это не могла сделать – то, что было нужно Макс. Я не могла заниматься любовь с этот черный парень. Я никогда прежде этого не делала для кино. Только понарошку. Я сказала Максу, что не могу. Ну а он тогда давать мне кое-что, чтобы сделать мне это полегче.

– И что он вам дал?

– Одну из своих проклятых таблеток. У меня от нее кружиться голова. Все в голове, как сумасшедший. Вот почему я многое не помню. Но я помню… Я помню, что мне Макс все время говорил. Что Денди – это не Денди. Что он – Бог, истинный Бог. У меня в голова все смешалось. Я думать, что занимаюсь любовью с Бог. Я не знаю, что мы делали – я и Денди. Но я думаю, это было очень нехорошо. А потом Макс мне говорить, что я должна взять меч… – Она погрузилась в долгое, напряженное молчание, уставившись в стену за моей спиной, словно на ней были начертаны ее воспоминания.

– И делать что? – спросил я, выуживая из нее слова.

Голос ее стал хрупким, ломким.

– Отрубить ему голову, – Она уставилась на меня больными, вопрошающими глазами, словно я мог ей объяснить, зачем Максу нужно было от нее это, – Но я не мог это сделать. Потому что от таблетки все становится как взаправду. Я уже не понимала, что это кино, – В ее голосе послышалась виноватая нотка, – Я думать, я по-настоящему убивать Бог, – Она издала нервный смешок, – Я не верующая. Но вот тогда… не знаю. Эта таблетка делать странный вещи со мной там, внутри. Я начинать плакать. У меня быть истерика. Я не могла сделать это с мечом. Но Макс меня заставлять. «Убей его! – говорить, – Убей! Убей!» И я очень испугаться. Потому что я думать, Макс сошел с ума. «Убей его!», – кричит. И… я… сделать… это.

Она несколько раз глубоко вздохнула, пришла в себя.

– Ну, это же было кино. Ведь Денди на самом деле не умер.

– Да, не умер. Но у меня в голова все перемешалось. Понимаешь, он для меня не быть Денди. Он быть Бог. И я с ним занималась любовью и убила его. Мне потом долго об этом сны снились. Я не могла простить Макс, – В ее глазах заблестели слезы. Она в смущении утерла их. – Нельзя так мучить людей, чтобы сделать кино. И потом, это кино все равно никогда не было закончено, ведь правда? Потому что как они могли показать что-нибудь в таком роде в кино?

Мне было стыдно за то, что я заставил ее заново пережить тяжелые воспоминания. Я дождался, когда она успокоится, а потом спросил:

– А этот ритуал, который Макс заставлял вас играть, – вы о нем что-нибудь знаете? Что он значил? Откуда Макс его взял?

Она покачала головой.

– Макс мне ничего не говорить – только играй. Он так не сказал, но я думаю, для него это было очень религиозно. Он хотел, чтобы все было сделано точно так, как ему нужно. Он хотел, чтобы мы с Денди относились к этому серьезно. Я думаю, что такие вещи нельзя показывать в кино.

– А таблетка? – спросил я, – Вы не знаете, что это была за таблетка?

Она отрицательно покачала головой.

– У Макса было много таблеток. Для кино, для бхога, для хорошего настроения. Некоторые он брать у близнецы – Рейнкинги. Эти таблетки, я думаю, были для всяких религиозных вещей.

Такси уже ждало меня у канала рядом с ее домом, а я в последний раз просматривал свои записки. Внизу последней страницы у меня было написано: «ПД —?» Это давало мне возможность закончить на приятной теме.

– А эта музыка – вы знаете, почему Касл ее выбрал? – Она не поняла, и тогда я напел несколько нот из песенки «Прощай, дрозд».

Она улыбнулась.

– Ах это! Это была любимая песенка Макса. Он ее всегда насвистывал. Он говорил, что может ее петь на пятнадцати языках. Ты знаешь слова? – Я сказал, что не знаю, ну, или знаю очень плохо. Она попыталась мне напомнить. – Очень грустная песенка. Что-то там вроде… никто меня не любит, никто меня не понимает. Да?

– Да, что-то вроде этого, – сказал я.

– Макс сказал, что это очень старая песенка, древняя.

– Не думаю.

– Он так говорил. Он говорил, что эта песенка времен фараонов.

– Ерунда. Конечно же нет.

Мы теперь стояли на крыльце ее дома – прощальный поцелуй.

– Понимаешь, Макс был большой шутник. Ему нельзя было верить. Может, он и со мной и Денди шутил на тех съемках, – Она взвесила эту мысль и покачала головой, – Нет, не думаю.

Глава 18 Доктор Бикс