Киномания

Как я понял, Зип последние двадцать лет жизни отчаянно боролся с болезнью, заставляя свои легкие качать кислород по умирающим тканям. Может быть, он испытал бы облегчение, узнав, что Франни не обречена на полное воздержание. По крайней мере, я успокаивал себя такой мыслью.

К тому времени, когда мы три раза просмотрели его собрание касловских фильмов, я пришел к неутешительному выводу. Зипу толком нечего было рассказать о человеке, которым он так восхищался. Касл явно очаровал Зипа своим харизматическим обаянием. Но это обаяние складывалось в том числе и из умолчаний, облекавших Касла некоей таинственностью. Например, Зип почти ничего не знал о работе Касла на «УФА». «Тайна за семью печатями, – не раз говорил мне Зип, когда я спрашивал о первых творческих шагах Касла, – Он об этом никогда не говорил». Но и голливудские годы, когда они тесно сотрудничали, в воспоминаниях Зипа изобиловали белыми пятнами, особенно в том, что касалось довольно длительных периодов в тридцатые годы, когда Касл уезжал в Европу, пытаясь собрать там денег для независимых постановок. Зип сопровождал его туда только один раз. В ту поездку (Зип говорил, что она состоялась летом 1938 года) даже велись какие-то съемки – во Франции, Дании и Швейцарии. Вот когда он пытался восстановить в памяти подробности того путешествия, и всплыли еще раз «сироты».

– Похоже, сироты были для Касла большой проблемой, – обронил я так, словно мы уже не раз говорили на эту тему.

– Уж не сомневайся, – Зип чуть ли не плевался от ненависти. – В особенности эта дамочка Пуль-цик. Она нам все планы изгадила, старая сволочь!

– Она ведь тоже была одной из сирот, да?

– Ну да. Самой важной из сирот. Макс ее даже боялся. Он ее ненавидел. И я тоже. Знаешь, как она меня называла? Обезьянка.

– Но мне казалось, она помогла Каслу в начале карьеры.

– Помогла. Она была ему вроде как спонсор, когда он пришел туда мальчишкой. Но уж если эти сироты вцепились в тебя, то ни за что не отпустят. Понимаешь, ей не нравилось, если Макс снимал кино сам по себе, и сироты не могли им распоряжаться по своей воле.

– Но как же они могли влиять на его работу из Европы?

– Они же были не только в Европе, – ответил он, давая мне понять, что я задал дурацкий вопрос. – Они были здесь – на всех студиях. Вот как эти чертовы близняшки.

– Близняшки?

– Рейнкинги, Рейнкинги. Они у Макса делали весь монтаж. Вот тогда-то они и вставляли все эти трюки. Понимаешь, они всё знали о фликере^{172}.

– О фликере?

– Ну да. Поэтому-то фильмы Макса так хороши. Из-за фликера. Они знали, как им правильно пользоваться. Рейнкинги и он.

– Фликер? – Я недоуменно почесал затылок, – Значит, это был один из трюков.

– Эх, ты, голова! – Моя непроходимая глупость выводила его из себя, – С помощью фликера трюки-то как раз и получались. Сначала нужно овладеть фликером, понял? А тогда уже можно вставлять любые трюки.

– Ясно-ясно, – сказал я, ничего не понимая, – Значит, фликер – это…

– Что – это?

– Я как бы вопрос задаю… Что такое фликер?

Зип внезапно замолчал, словно решил нажать на тормоза в мозгу.

– Так я тебе и сказал, – ответил он, возвращаясь к своему тону крутого непробиваемого всезнайки.

Теперь я почти не сомневаюсь, что все его выраженьица вроде «так я тебе и сказал» прикрывали его собственное невежество. А когда у него не находилось ответов, он становился желчным.

– А как у вас складывались отношения с Рейнкингами?

– Жуть! Они на меня смотрели так, будто я полное дерьмо, вот как. Надутая немчура, чтоб им пусто было! Они меня называли «механик». Можешь себе представить – механик! Ты представляешь?! Монтаж – вот это искусство, понял? Так они про себя думали. А тот, кто для них снимает, – механик. Они все делали, чтобы меня выжить. А Макс – он бы меня допустил к монтажу. Но только не эти – не Рейнкинги.

– Вы говорите, что они были близнецами. Два брата?

– Один был мужчина. Хайнци его звали. А кто другой – один Господь знает. Франци. Но я-то их называл Ганс и Фриц.

– Вы не знаете, был второй мужчиной или женщиной?

– Среди этих сирот были всякие педики. Педики. Как и эта фон Пуль-цик. Кажется, она была женщиной. Но только лесбиянкой – из тех, что воображают себя мужиками. Были у меня на ее счет подозрения. Меня бы не удивило, узнай я, что она бреется по утрам.

– Значит, эти близнецы были монтажерами. Я не помню, чтобы их имена стояли в титрах.

– Им на это было плевать. Они и не хотели, чтобы там стояли их имена. Им только одно и нужно было – работать с молодыми монтажерами, зелеными новичками. Или с бездельниками. И тогда они вроде как брали всю работу на себя. Они, понимаешь, дело знали и нюх имели, что уж тут скрывать. И они повсюду шлялись со своими советами. То есть советовал всем Хайнци, а Франци – от того я вообще никогда и слова не слышал. Тот был настоящее привидение. Ну вот им и позволяли делать всякие штуки. В особенности с дешевыми фильмами. А кто там на дешевке работает – всем было плевать.

– И студия им это позволяла?

– Кто-то на студии им это позволял. Кто-то их подкармливал.

– Кто?

– Так я тебе и сказал.