Потом постепенно следовали добавления: 100 000 досок, 2000 тонн глины, 8 миль проволоки, 2000 тонн гвоздей, 3 барки войлока…
И, когда картина появлялась, оказывалось, что не было никакого преувеличения. Каждый легко мог проверить, что весь тюль, все доски, вся глина, вся проволока налицо. Но зато и больше ничего не было.
Чаплин первый показал, как можно обойтись без тюля и глины. И американцы, сначала скептически покачивавшие головами, – как это без глины? – ахнули.
Я не знаю, какова его последняя картина «Огни города». Знаю только, что она немая, что Чаплин поэт и мечтатель, может быть, очень одинокий, как все мечтатели, – он иногда бежит из Холливуда и целые недели скрывается один с удочкой на каком-то островке, – может быть, печальный и тоскующий – удел многих, которым дарована способность вызывать улыбку, – знает великое очарование молчания. Из больших фильмовых актеров он, кажется, один остался верен немой, как истинный художник, понимая, что слово ставит границы и только немота дает благодатный простор.
Говорят, он приехал в Европу ради своей фильмы. А мне кажется, это только предлог и приехал он ради самого себя, потому что, когда человек прошел какую-то точку в жизни, где бы он ни находился, его неодолимо начинает тянуть назад, в места, где он родился.
Чаплин не в первый раз совершает это далекое путешествие из Америки в Лондон. Не в Лондон, [а] в Уайтчепль, вот туда, где пьяный раз свалился в лужу, а он, маленький Чаплин, стоял и смотрел.
Теперь он вернулся поседевший. Хотя странно: Чаплин – поседевший.
В Лондоне он обедал с Шоу, ужинал с леди Астор, ему, вернувшемуся мировым кумиром, были возданы величайшие почести, самая чопорная в мире лондонская знать наперерыв старалась иметь его своим гостем. А он, урываясь, один-одинешенек блуждал по знакомым нищенским кварталам, блуждал ненасытно, без конца, жадно цепляясь за то, что осталось, с детским восторгом узнавая дома, иногда людей, и я много дал бы, чтобы подсмотреть его лицо, когда он остановился против старенького нищего, которого двадцать пять лет тому назад, пускаясь из Лондона мальчиком в неизвестный путь, он оставил на том же углу.
СОВЕТСКОЕ КИНО
В настоящее время, когда пламя революции и гражданской войны улеглось, когда страна снова приступает к накоплению новых материальных и духовных богатств, растраченных с момента войны, уместно будет заговорить и о необходимости возродить русскую кинематографию, в культурно-воспитательном значении которой никто не станет сомневаться.
Закладывая же новый фундамент под русскую кинематографию, необходимо учесть старые ошибки и принять к сведению уроки прошлого.
И прежде всего нужно установить факт, что кинематография, несмотря на свою чисто художественную природу, есть не что иное, как продукт индустрии и промышленности, и как таковой должна опираться на твердый экономический базис. Принимая же во внимание, что продукт кинематографии носит ярко выраженный международный характер, материальный успех коего зависит главным образом от широкого вывоза его за границу, то и подходить к нему нужно с точки зрения экспортного материала.
Бросив беглый взгляд на прошлое русской кинематографии, нам станет ясным, почему она прозябала и не могла выбиться за пределы своей страны.
Причина этого состояла в том, что русские фабриканты выбрасывали на рынок преимущественно картины из русской жизни и быта, не представлявшие никакого интереса для иностранца. Такого рода продукция была пригодна исключительно для русского зрителя, но так как ни одна страна, а тем более Россия с ее слабо развитой кинопромышленностью, не в состоянии окупить стоимости своего производства, а тем более давать прибыль на затраченный капитал, то в русскую кинематографию потому и не шел ни банковский, ни частный крупный капитал, а она была предоставлена маленькой группе мелких и средних кустарей с ничтожными средствами при абсолютном отсутствии не только широкого коммерческого размаха, необходимого в каждом индустриальном предприятии, но даже лишена была самых элементарных знаний по ведению и управлению делом.
Совершенно очевидно, что такого рода материал, помимо своего художественного и технического убожества, нося узко национальный характер, не мог представить никакого интереса для иностранного рынка, точно так же как первые американские картины, сюжеты для которых брали из народной американской жизни, вроде похождений ковбоев, жизни в прериях и т. д., никогда никаким успехом не пользовались ни у нас в России, ни вообще где-либо в Старом Свете. Но американцы со свойственным им коммерческим чутьем очень скоро это поняли и круто изменили свои производственные планы, что сразу не замедлило отозваться на тираже, т. е. экспорте, дошедшем в наши дни до сказочных цифр.