В круг важно вошел Стырь, тоже черт знает в чем – в каком-то балахоне.
– Здоров, казак! – поприветствовал «царь». – Ты чего эт в моем царстве шатаисся?
– Прикажи мне тоже дать сиухи, – подсказал Стырь.
– Э-э! – загудели зрители. – Вы тут упьетесь, пока покажете.
– Такой тикет, – сказал Стырь. – Перво-наперво вина подают.
– Правда, – поддержал дед Любим. – Эй, бояры, где вы там, прихвостни?.. Дать казаку вина заморскава.
Стырю подали чару вина. Он выпил.
– Ишшо. Я жа с дальней дороги – пристал.
– Дать ему ишшо! – велел «царь».
– Шевелись! – прикрикнул на «бояр» Стырь. – Царь велит!
Подали еще чару. Стырь выпил.
– Как доехал, казаченька? – ласково спросил «царь».
– Добре.
– А чего ты шатаисся по моему царству, я желаю знать?
Стырь громко высморкался из одной ноздри, потом из другой.
– Чего желаете знать?
У атаманов спор.
Нелегко матерому Чертоусу смирить гордое сердце – сразу стать под начало более молодого, своенравного Стеньки. А Степан упрямо гнет свое.
– Ты там всех мужиков побросал. Неоружных! Псу Барятинскому на растерзанье… Вот как ты там хорошо воевал, на той дороге.
– Тьфу!.. Не приведи господи, конечно, – случится где-нибудь тебе в отступ иттить, вот этой самой рукой, – Ус показал огромную ручищу, – подойду и по роже дам. А чего мне было делать? Заодно с мужиками ложиться? Это ты сам – наберешь мордвы-то, да чувашей, да нагайцев своих – с ими и подставляй лоб кому хошь, хошь Барятинскому, хошь Долгорукому…
– Не лезь тада с советом.
– Иван Болотников не дурней тебя был, а не поперся на Волгу.
– За то и пропал.
– Пропал, да не за то. Вас вить чего на Волгу-то тянет: один раз вышло там, вот и давай ишшо… А с Волги тоже дорога на побег есть – Ермакова. – Ус поднялся, выглянул из шатра, позвал: – Матвей!.. Заходь до нас. Вот послушай мужика – дошлый.
Вошел Матвей.
– Там казачки-то… это… расходиться начинают, – сказал он и посмотрел на Степана. – Али ничо, пускай?
– Гулять, что ль? Как жа им не гулять?
– Хорошее дело, – согласился Матвей. – Я эт к тому, что размахнутся они сейчас широконько: знакомцев полно встрелось. А у вас тут, можеть, чего другое задумалось.
– У нас тут раскосяк вышел, – сказал Ус. – Не хочет Степан Тимофеич городками да весями иттить, хочет – Волгой.
– Ну, я тебе то и говорил, – спокойно сказал Матвей.
– Да вот и растолкуйте мне, я в ум не возьму: пошто? Степан с интересом слушал несколько странный разговор.
– Перво: кто такой Степан Тимофеич? – стал рассуждать Матвей, адресуясь к Усу. – Донской казак. Правда, корнями-то он – самый что ни на есть расейский, но он забыл про то…
– Какой я расейский? Ты чего?
– Отец-то расейский. Воронежский.
– Ну.
– Вот. Стало быть, есть ты донской казак, Степан Тимофеич. Как и ты, Василий Родионыч. Живется вам там вольготно, бояре вас не гнут, шкур не снимают, жен, дочерей ваших не берут по ночам с постели – для услады себе. Вот… Спасибо великое вам, что привечаете у себя нашего брата. Да ведь и то – вся Расея на Дон не сбежит. А вы, как есть вы донские казаки, про свой Дон только и печалитесь. Поприжал вас царь, вы – на дыбошки: не трожь вольного Дона! А то и невдомек: несдобровать и вашему вольному Дону. Он вот поуправится с мужиками да за вас примется. Уж поднялись, дак подымайте за собою всю Расею. Вы на ногу легкие… Наш мужик пока раскачается, язви его в душу, да пока побежит себе кол выламывать – тут его сорок раз пристукнут. Ему бы за кем-нибудь, он пойдет.
– Ты к чему это? – спросил Степан.
– Доном иттить надо, Степан Тимофеич, через Воронеж, Тамбов, Тулу, Серпухов… Там мужика да посадских, Чернова люда – густо. Вы под Москву-то пока дойдете, ба-альшое войско подведете. А Волгой пошли с полтыщи с есаулами да с грамотками – пускай подымаются да подваливают с той стороны. А там, глядишь, Новгород, да Ярославль, да Пошехонь с Вологдой из лесу вылезут – оно веселей дело-то будет!
– Ты чего ж, Матвей, на царя наметился? – спросил Степан, усмешливо прищурившись. – Ведь мы этак все царство расейское – вверх тормашками.
– Пошто на царя?
Степан искренне засмеялся:
– Испужался?.. Ну, так: вы – гости мои дорогие, я вас послухал, и будя. Пойдем Волгой. Я пристал языком молоть.
– Пеняй на себя, Степан! – воскликнул Ус.
– Будешь со мной? – в упор спросил Степан.
– Куды ж я денусь?.. Ты тут теперь – царь и бог. – Ус встал во весь свой огромный рост, хлопнул себя по бокам руками. – Золотая голова, а дурню досталась. Пошто уперся-то? Вить правду мужик говорит.
– Это твоя первая промашка, Степан Тимофеич, – негромко, задумчиво и грустно сказал Матвей. – Дай бог, чтоб последняя.
Корней Яковлев, грустный, как будто постаревший за эти дни, стукнулся в дверь дома Минаева Фрола. Из дома не откликнулись.
– Я, Фрол! – сказал Корней.
В горнице сидел Михайло Самаренин. На столе вино, закуска.
– Дожили, – вздохнул Корней, присаживаясь к столу. – Налей, Фрол. Он там гуляет, страмец, а тут взаперти, как…
– Долго не нагуляет, – успокоил Фрол, наливая войсковому большую чарку. – Это ему не шахова земля – голову враз открутют.