Киноповести

– Здоров, сынок!

– Чего за пустым столом сидите? Алена!.. Али подать нечего?

– Есть, Степан, как же так «нечего»!..

– Так давай! – Степан отстегнул саблю, бросил ее на лежанку. Пистоль оставил при себе. Есаулы сабель не отстегнули.

Степан прошел на хозяйское место – в красный угол. Сел.

Никто не понимал, что происходит. Даже Корней был озадачен, но вида не показывал.

– Где ж твое войско, крестник? – спросил он.

– На берегу стоит.

– Там полета только… Все, что ль?

– А у тебя сколь? Семьсот, я слыхал? Вот – семьсот твоих да полета моих – семьсот с полусотней. Вот мое войско. Пока столько… Скоро больше будет.

Корней вытер усы, промолчал.

Алена поставила на стол вино.

– Разливай, дядя Емельян! – Степан хлопнул по плечу рядом сидящего пожилого дородного казака. – Вынь руку-то из-под стола.

Дядя Емельян замешкался и смутился. Выручил его Корней. Взял бутыль и разлил по чашам. Но опять вышла заминка – надо брать чаши. Левыми? Не по-христиански. Половина сидящих продолжала сидеть.

Степан взял свою чару, поднял…

Старшина сидел в нерешительности.

– Кладу – вот. Выкладывайте и вы, не бойтесь. Или вы уж совсем отсырели, в Черкасске сидючи? Нас вить четверо только!..

Казаки поклали пистоли на стол, рядом с собой, взяли чары.

– Я радый, что вы одумались и пришли ко мне, – сказал Степан. – Давно надо было. Что в Черкасск меня не пустили – за то вам прошшаю. Это дурость ваша, неразумность. Выпьем теперь за вольный Дон – чтоб стоял он и не шатался! Чтоб никогда он не знал изменников поганых.

Выпили.

– Ты с чем приехал, Степан? – прямо спросил Корней.

– Карать изменников! – Степан ногой опрокинул стол. Трое его есаулов рубили уже старшину. Раздались выстрелы… В землянку вбежали. Степан застрелил одного и кинулся к сабле, пробиваясь через свалку кулаков, в котором был зажат пистоль.

– Степан!.. – вскрикнула Алена. – Они жа с грамотой царской! Степушка!.. – Она повисла у него на шее.

Этим воспользовался Корней, ударил его чем-то тяжелым по голове. Удар, видно, пришелся по недавней ране. Степан упал.

И опять звон ударил в голове. И ночь сомкнулась над ним. Не чувствовал он, не слышал, как били, пинали, топтали его распростертое тело.

– Не до смерти, ребятушки!.. – кричал Корней. – Не до смерти! Нам его живого надо.

В это самое время Степан, безбородый еще, молодой, усатый казак, приехал в Соловецкий монастырь помолиться святому Зосиме. Была весна и солнце.

– Далеко ли, казак? – спросил его встречный старый крестьянин.

– В Соловки. Помолиться святому Зосиме, отец.

– Доброе дело, сынок. На-ка, поставь и за меня свечку. – Крестьянин достал из-за ошкура тряпицу, размотал ее, достал монетку, подал казаку.

– У меня есть, отец. Поставлю.

– Нельзя, сынок. То – ты поставишь, а это – от меня. На-ка.

Степан взял.

– Чего ж тебе попросить?

– Чего себе, то и мне. Он знает, чего нам надо.

– Он-то знает, да я-то не знаю.

Крестьянин засмеялся.

– Знаешь.

…И пришел Степан в Соловецкий монастырь. И вошел в храм.

– Какой Зосима-то? – спросил у монаха.

– А вон!.. Что ж ты идешь молиться и не знаешь кому?

Степан стал на колени перед изображением святого. Перекрестился…

И вдруг святой загремел на него со стены:

– Вор, изменник, крестопреступник, душегубец!.. Забыл ты святую соборную церковь и православную христианскую веру!..

Уже с амвона церкви священник вычитывает анафему, продолжая начатое Зосимой:

– …Великому государю изменил, и многия пакости, и кровопролития, и убийства во граде Астрахане и в иных низовых градах учинил, и всех купно православных, которые к его воровству не пристали, побил, со единомышленники своими да будет проклят!..

Священник другой церкви продолжает:

– И к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, крестное целование и клятву преступивший, иго работы отвергший…

Слушают люди.

Еще церковь, еще один служитель:

– Новый вор и изменник донской казак Стенька Разин, зломысленник, враг и крестопреступник, разбойник, душегубец, человекоубиец, кровопиец…

– Врете! – сильный, душераздирающий голос женщины. – Это кричит Алена-старица с костра. Ее жгут. – Врете, изверги! Мучители!.. Это мы вас! – кричит она, объятая пламенем, в лица царевым людям (стрельцам и воеводам, которые обступили костер со всех сторон). – Не вы, мы вас проклинаем! Я, Алена-старица, за всю Русь, за всех людей русских проклинаю вас! Будьте вы трижды прокляты!!! – Она задохнулась дымом… И тихо стало.

Другая тишина и покой… Отлогий берег Дона. Низину еще с весны затопило водой, и она так там и осталась, образовав неширокий залив. Прозрачную, зеркальную гладь не поморщит ветерок, не тронет упавший с дерева лист; вербы стоят по колена в воде и отражаются в ней чисто, ясно.

Станица в две сотни казаков расположилась на берегу залива покормить лошадей. Везут в Москву Степана Разина с братом. Они еще в своих богатых одеждах; Степан скован по рукам и ногам крепкой цепью, Фрол примкнут к его цепи цепью послабее, не такой тяжелой.

– Доигрался, ишшо никого из казаков не проклинали, – говорит Корней крестнику. – Как Гришку-блудника…