— …Дворянское слово, подлец… оружие не брать, сволочь… как собаку… в народ стреляешь…
— Пусти, слышишь… — старается вырваться Сергей.
— Что тут происходит? Востриков, что за самосуд? Убрать! — приказывает Кирилл юнкерам.
Семена оттаскивают в сторону.
В бессильной ярости он швыряет в Нащекина пуговицу от френча, которая осталась у него в руке.
Сергей машинально трогает пальцами карман френча, где оторвана пуговица.
Востриков бьется в руках юнкеров.
— Негодяи… Мерзавцы… В кого… в революцию стреляете, гады…
— Дурак… — зло говорит Кирилл, — мы защищаем революцию от врагов, от бунтовщиков… дурак ты, дурак…
— Нет уж… вот вы, оказывается, кто… Пустите, сволочи.
Юнкера подталкивают его к двери.
Улица.
Обывателей как ветром сдуло с тротуаров. Захлопываются окна, двери, ворота домов.
На мостовой стоит ребенок, потерявший родных.
Стрельба стихла.
Слышатся крики, стоны, проклятия.
По улицам Петрограда проносятся конные отряды юнкеров. Хватают, обыскивают прохожих. Ведут арестованных рабочих. Офицеры вламываются в дома.
Николай, оборванный, грязный, с окровавленной щекой, несет на плече тяжело раненного Петренко.
Испуганно оглядываясь, идет за ними Нюшка. Николай стучит в ворота — никто не открывает. Он стучит сильнее и сильнее. Ворота глухие, железные, за ними — никого. Нюша бросается к парадной двери, барабанит в нее кулаками.
— Эй! Кто там есть! Откройте!
За дверью молчание, где-то слышатся свистки. Стрельба приближается.
Схватив с земли камень, Нюша запускает его в окно. Она бросается снова к двери, к окнам, к воротам, кричит:
— Откройте, проклятые! Откройте, ради бога! Раненый же тут! Люди вы или не люди! Откройте, пожалуйста.
Молчание.
На противоположной стороне улицы тихо отворяется дверь, и на пороге показывается старик.
— Уважаемый, пожалуйста, ради бога, спасите! Примите раненого… нам нельзя больше… гонятся они…
Старик молча открывает дверь шире.
— Спасибо, спасибо, родной…
Они вносят раненого в дверь, поддерживая с двух сторон под руки.
— Он мертвый… — говорит старик.
Вдруг раздается крик:
— Здеся!
Из-за угла вырывается толпа громил.
Увидев Николая, они с гиканьем и свистом бросаются к нему.
Старик вталкивает Нюшу в дверь и, перехватив тело Петренко, вносит его в дом.
Николай бежит.
Громилы промчались вслед за ним.
— Пустите! Пустите меня!
Нюша вырывается на улицу.
Издалека слышатся крики преследователей.
Видно, как Николай бежит за трамваем, пытаясь на ходу вскочить в него.
Громилы один за другим отстают.
…Но вот из ворот дома выходит отряд Бороздина.
Кирилл дает приказание, и несколько юнкеров устремляются наперерез Николаю.
Он бежит рядом с трамваем и в последнее мгновение, когда юнкера, кажется, вот-вот схватят его, успевает уцепиться за поручень, вскочить на подножку.
Свистки.
Один из юнкеров упорно продолжает преследование, хватается за поручень, но Николай ударом ноги сбрасывает его на мостовую.
— Что вы смотрите? — кричит господин в котелке, стоящий в дверях вагона. — Это ленинец! Большевик! Остановите трамвай!
Николай хочет спрыгнуть, но погоня еще не отстала.
Господин дергает ремень звонка.
Трамвай останавливается. Юнкера подбегают, окружают Николая и ведут к Кириллу, стоящему у ворот дома.
Собирается толпа. Нюша старается пробиться к Николаю, но обыватели оттесняют ее.
Из ворот выходит Семен. Его гимнастерка разорвана.
Он растерянно оглядывает улицу и вдруг встречается со взглядом Николая.
— И ты… И ты с ними… — с горечью говорит Николай.
Юнкер ударяет его.
— Не разговаривать!
Беснуются обступившие отряд обыватели.
— Попался, подлец!
— Большевик проклятый!
— За сколько Россию продал?
Семен хочет ответить, объяснить Николаю, но не может приблизиться к нему.
Юнкера останавливают грузовик, подсаживают в него Николая, увозят.
Нюша бессильно прислоняется к фонарному столбу.
Семен оглядывается.
Рядом, на мостовой, лежат убитые — солдат в странном положении, как бы мгновенно застывший на бегу, женщина с лицом, повернутым вверх, к небу, старый рабочий, в мертвых руках которого зажато древко красного знамени…
Г о л о с г е н е р а л а. До сих пор я не могу забыть то ужасное чувство непоправимой беды… У меня под ногами словно открылась пропасть… Вот куда меня привели эсеры…
Отряд Бороздина строится.
— Востриков, становись…
Потрясенный всем, что произошло, Семен стоит на месте.
Отряд уходит.
— Так вот ты с кем?.. — слышит он злой шепот. — Я все скажу…
Маленький солдатик Граф вылез из подвала дома, где он прятался.
— Значит, вот кто нас расстреливал… Ладно, Востриков, ладно…
И Граф уходит. Понурил голову Семен.
Юнкера врываются в типографию.
Офицер, стреляя, преследует солдата, который уносит оттиски газеты.
Юнкера разбивают прикладами машины.
— Уничтожить! — приказывает офицер, ткнув шашкой в тюки листовок.
Юнкера рубят тюки, швыряют бумаги в окна, выбрасывают содержимое из шкафов, ящиков письменных столов.
Белые хлопья разлетаются по улице, летят, падают на камни мостовой, на газон скверика.
Последняя бумажка, медленно кружась, опускается на землю.