Киноповести

Пока говорит Валетов, от каких-то незаметных касаний его тончайшей отвертки по лампам машины с молниеносной скоростью перебегают световые сигналы, вспыхивают зеленые, синие, красные, белые огоньки, проносятся золотистые молнии.

Валетов на этом фоне похож на волшебника.

Алеша как завороженный стоит перед рождающимся чудом.

— Ну а, например, стихи?.. — говорит он.

— Сколько угодно… стихи, поэмы, драмы, романы… если только их захотят читать люди будущего…

— Сомневаюсь, — вмешивается в разговор Эйнштейн.

— Я тоже так думаю, — откликается девица, которая разносит бутерброды, — как можно совместить современную инженерию, например, с какими-то выдумками писателей… Они смешны рядом с реальной жизнью и гораздо беднее ее…

— И вы думаете, стихи станут не нужны? — робко спрашивает Алеша.

— Конечно. Люди будут смеяться над этой страстью предков… (Читает иронически.)

Ночь как ночь, и улица пустынна.
Так всегда!
Для кого же ты была невинна
И горда?
Лишь сырая каплет мгла с карнизов.
Я и сам
Собираюсь бросить злобный вызов
небесам… —

Александра Блока будут считать обыкновенным юродивым.

— А любовь?

— Люди просто перестанут себя дурачить этим непонятным словом. Есть мультипликация — размножение и есть страсть. А любовь…

— Но разве жизнь не станет беднее?

— Наоборот, гораздо богаче. Сколько энергии уходит на эти выдуманные переживания, ужас! Подумайте, сколько гибнет хороших людей… Любовь! Какой-то Мефистофель ее выдумал в насмешку, а все поверили…

— Я никогда не думал с такой стороны, — вежливо говорит Алеша.

— В эту машину, — продолжает Валетов, — вложена большая мысль о том, что человек способен создать себе подобное и даже нечто более совершенное, чем он сам. Зачем? Для того, чтобы сделать людей свободными от разума, от чувств… я хочу раскрепостить человека. К черту разум!.. Вот кто будет думать за нас…

А в т о р. Алеша не мог сразу во всем разобраться, но ему показалось, что во всем этом есть какая-то ошибка…

— Ну, не будем мешать… — говорит Митя и уводит Алешу от «Футурума».

— Минуточку, Дмитрий Иванович…

Митя останавливается. Теперь в нише у машины только он, Валетов и Эйнштейн.

— Что ж ты… — не глядя на Митю, говорит Валетов.

— Верно, совесть мешает… — подхватывает Эйнштейн.

Валетов пожимает плечами:

— Совесть, говорят, это вывеска фирмы «трусость».

— Ну нет, не согласен, насчет трусости Мити… извиняюсь… Но вот с Лизой… (жест, означающий, что с Лизой у Мити почему-то ничего не получается).

— Нужно быть тактичным, — останавливает Эйнштейна Валетов. — Мало ли какие случаются осечки…

— Да вы что меня как маленького подначиваете?! Сказал, с Максимовой будет порядок — и все! Подумаешь, великая проблема…

И хотя говорит Митя небрежно, но почему-то тревога мелькнула в его глазах… Почему-то он нахмурился, отходя, когда его лица уже не видят собеседники.

Входит Толя Карасев.

— Принес…

Он вытаскивает из кармана и протягивает Валетову пачку денег.

Валетов кивает головой в сторону Эйнштейна, и Димка передает ему деньги.

— А скажи, начфин, какие у тебя предложения? — спрашивает Эйнштейн. — Расходы у «Двадцать первого века» — сам знаешь… Михал Петрович и так все свои деньги тратит на проклятые полупроводники.

— Есть одна возможность…

— Только чтобы в рамках законности, — говорит Валетов, — ладно, обсудим позже… а сейчас перекур…

Отложив паяльник, Валетов выходит на кухню и закуривает.

…Эйнштейн, войдя вслед за ним, застает своего шефа в состоянии полного мрака. В нем трудно узнать уверенного в себе, насмешливого человека, которого только что видели собравшиеся в соседней комнате.

— Послушайтесь моего совета, Михаил Петрович, — говорит Эйнштейн.

Валетов молчит, жадно затягиваясь.

— Это единственный сейчас реальный выход…

Смяв папиросу, Валетов зло Швыряет ее в окно.

— Я абсолютно уверен… Он должен выполнять всю программу…

— Михаил Петрович, — перебивает его Эйнштейн, — какое это имеет сейчас значение?.. Нельзя было назначать на сегодня пуск… а теперь все ждут…

— Тысячу раз я проверял монтаж…

— Потом найдете и исправите, а сейчас давайте сделаем по-моему… ничего в этом такого нет… честное пионерское…

…Митя наливает две рюмки водки.

— Ну, Алексей, поехали…

К ним подходит Толя Карасев.

— Без тоста? Не пойдет… — Он наливает и себе рюмку. — Давай за наше, как говорит Валетов, «поколение без лица».

— Ну, я этих ваших штук не понимаю, — отвечает Митя, — мы с Алешкой за собственное здоровье. — И опрокидывает рюмку в рот.

Алеша чуть отхлебнул и, кашляя, закрывая рукой губы, отставляет рюмку.

— Эх ты, слабина… — ухмыляется Митя. — Ну, как же это тебя угораздило в бабскую бригаду попасть? Скажу тебе по секрету — я их презираю…

— Как? Вообще — всех женщин?

— Как одну! — он наливает себе еще водки.

— Дмитрий Иванович, можно вас спросить?

— Валяй. Спрашивай.

— Неужели вы всерьез говорите и верите тому, что вот тут они про любовь?.. Неужели вы сами… не любили никого?