Киноповести

— Так… Передайте письмо — вот это, скажите» чтобы она не беспокоилась, и пусть сообщит, что сделал Выборгский райком по тому вопросу, о котором я писал. Это статья для «Правды». Потом вот что — достаньте мне «Единство» за четвертое. Это возможно?

— Трудно.

Ильич улыбается.

— Я не спрашиваю, трудно ли, я спрашиваю, возможно ли.

— Достану…

Анна Михайловна входит, ставит перед Ильичем стакан с бесцветной жидкостью.

— Во всем городе чаю нет, — говорит она Василию. — Владимир Ильич крепкий любит, а где его возьмешь?.. Нет и нет нигде…

— Да вы не тревожьтесь, Анна Михайловна, не важно… Спасибо большое…

Ильич прихлебывает кипяток. Анна Михайловна выходит.

— Ну, рассказывайте, что сегодня в городе, что видели?

— Да ничего… Я только на заводе и был.

— Как — ничего?.. «Ничего» не бывает никогда. Рассказывайте!

Василий мнется.

— Тогда давайте иначе, — говорит Ильич. — Вы сюда пешком или на трамвае?

— И так и эдак…

— Перевозок больших не замечали? Эвакуации не чувствуется?

— Нет, не заметно… (Василий помолчал.) Дождь был большой…

— Гм… дождь? А патрули? Их меньше в городе, чем вчера по хорошей погоде?

— Нет, больше, — удивленно отвечает Василий.

— А настроение сегодня какое?

— Владимир Ильич, ведь я один шел, ни с кем не разговаривал…

Ильич хмурится.

— Очереди большие?

— Очереди громадные. За хлебом…

Пауза.

— Ведь вы шли по улицам, — уже сердясь, говорит Ильич, — неужели люди кругом не разговаривали? Разговоры какие-нибудь слышали?

— Не слушал я разговоры… времени нет.

— Напрасно. — Ильич садится за стол, придвигает бумагу… — Поручения не забудете? Повторите.

Василий огорченно:

— Значит, так… Статья, Надежде Константиновне — не беспокоиться и узнать, как выборжцы насчет того, что вы писали, резолюции балтийцев и на Обуховском, и про ваше письмо Северному съезду, и еще «Единство» за четвертое. Все.

— Нет, не все.

Василий встревожился:

— Что я забыл?

— Выспаться.

— Да, выспаться, Владимир Ильич…

— Вот теперь все… Ну, прощайте, до вечера…

Василий, не глядя, идет к двери, большой, сумрачный, медлительный.

Ильич, прищурясь, глядит ему вслед.

Потом придвигает к себе исписанные листы бумаги, углубляется в работу.

Василий возвращается. Мнется, покашливает.

Ильич поднимает голову.

— Вот… я чего слыхал… По Лесному иду, впереди солдаты идут, переговариваются. Слышу — один: «А нас еще вчера отправлять хотели, нашли, говорит, дураков, за империалистов умирать… нас, говорит, на фронт, а тут свободе крышка»; а другой ему: «Большевик, помалкивай, а то морду набью»… Ну, тот, конечно: «Ах ты, соглашатель-предатель, так твою и так», — это второму.

Ильич смеется:

— Не выдумали?

— Что вы, Владимир Ильич… Своими ушами…

Ильич смеется, закинув голову назад и наклонив ее к плечу, сунув пальцы рук за проймы жилета.

— Вот видите, а вы говорите — ничего… Какой части солдаты, не узнали?.. Жалко…

Продолжая посмеиваться, Ильич склоняется над работой.

— До свиданья, Владимир Ильич.

— До вечера…

10 ОКТЯБРЯ СОСТОЯЛОСЬ ЗАСЕДАНИЕ ЦК…

Темный дом.

На углу стоит человек. Немного поодаль — другой.

Из подъезда выходит Василий. Проходит вперед, назад, как будто прогуливаясь. Оглянувшись, вынимает из кармана наган, проверяет.

Стоящий на углу подходит к Василию, нетерпеливо спрашивает:

— Ну что?

— Решают…

— Что так долго?

— Мировой вопрос решают, а тебе «долго»…

Расходятся. Василий скрывается в подъезде. Поднимается по лестнице. Открывает ключом дверь. Входит в прихожую.

Здесь, среди наваленных грудой пальто, шапок, калош, сидит на сундуке пожилой усатый рабочий — третий, охраняющий ЦК.

Из комнаты слышен голос Ленина.

Он стоит, облитый ярким светом лампы, яростный, простой, великий. Огромный лоб, сверкающий взор, правая рука рассекает воздух.

— Я не вижу разницы между предложениями Троцкого и Каменева с Зиновьевым, — говорит Ильич. — Оба предложения означают — ждать. Ждать ли съезда Советов, ждать ли Учредительного собрания — все равно ждать. Но мы не будем ждать, пока буржуазия задушит революцию. Предложения Троцкого и Каменева с Зиновьевым — полный идиотизм или полная измена. Эти печальные пессимисты нас без конца здесь спрашивают: а если, если, если, если… доводы, позволяющие вспомнить изречение: один дурак может вдесятеро больше задать вопросов, чем десять мудрецов способны разрешить… Повторяю, необходимо со всей решительностью ставить вопрос о немедленном вооруженном восстании, о немедленном захвате всей власти Советами. Одновременное, внезапное и быстрое наступление на Питер. Комбинировать наши три главные силы — флот, рабочих и войсковые части. Занять и ценой каких угодно усилий удержать телефон, телеграф, железнодорожные станции и мосты в первую очередь. Такова задача, требующая искусства и тройной смелости…

Василий закрывает дверь, быстро идет к выходу.

Бегом спускается с лестницы. Встревоженный, останавливается в парадном.

По пустой улице галопом проносится отряд. Замирает стук копыт.

Посольство. В креслах гостиной российские миллионеры, министры Временного правительства — Терещенко, Коновалов. На диване развалился слоноподобный Родзянко.