Киноповести

«…Можно ли себе представить поступок более изменнический, более штрейкбрехерский? Я бы считал позором для себя, если бы из-за прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии…».

Движение.

В контору втискивается Тимошкин.

— Тише! Ленина письмо!..

«…Пусть господа Зиновьев и Каменев, — читает Василий, — основывают свою партию с десятками растерявшихся людей или кандидатов в Учредительное собрание. Рабочие в такую партию не пойдут…».

Кронштадт. Военный корабль.

Матрос стоит на баке. В руках у него газета «Рабочий путь». Он читает «Письмо к товарищам».

Напряженным черным кольцом сомкнулись кругом бушлаты. Матрос читает медленно, точно вырубая из камня каждое слово:

«Нет силы на свете, кроме силы победоносной пролетарской революции, чтобы вместо жалоб и просьб и слез перейти к  р е в о л ю ц и о н н о м у  д е л у. И, чем дольше будет оттянута пролетарская революция, чем дольше отсрочат ее события или колебания колеблющихся и растерявшихся, тем больше жертв она будет стоить…».

Ветер рвет газету из рук матроса.

«Промедление в восстании смерти подобно».

Ветер Балтики разносит слова Ленина.

Фронт. Канонада.

Грязный, обжитый окоп. В грязи и воде стоят и сидят солдаты. Один из них держит в руках мокрый рваный захватанный номер «Рабочего пути».

Пронзительный вой снаряда, разрыв. Потом вдруг наступает тишина, и в этой тишине, на фоне далекой глухой канонады мы слышим голос солдата:

«…Либо сложить ненужные руки на пустой груди и ждать, клянясь «верой» в Учредительное собрание, пока Родзянко и компания сдадут Питер и задушат революцию, — либо восстание. Середины нет…».

Разрыв. Комья грязи летят в окоп. Еще разрыв. Еще и еще.

Ближе придвигаются люди, жадно ловят каждое слово.

Солдат кричит, он старается перекрыть гул орудий, он кричит ленинские слова среди грохота, свиста и воя:

«…мы не вправе  ж д а т ь, пока буржуазия задушит революцию…».

«…МЫ НЕ ВПРАВЕ ЖДАТЬ, ПОКА БУРЖУАЗИЯ ЗАДУШИТ РЕВОЛЮЦИЮ. ЛЕНИН».

Телеграфная. Аппарат Морзе.

Офицер диктует:

— Командующему Третьим кавкорпусом генерал-майору Краснову. Приказываю немедленно эшелонами и походным порядком выслать дополнительно в Петроград казачью дивизию в мое распоряжение. Точка. Главковерх Керенский… Ставка. Командующему Севзапфронтом…

Громыхает по мостовой артиллерия. Лошади рысью везут орудия.

Из ворот арсенала выезжает машина, доверху нагруженная винтовками.

Во дворе множество народу, грузовики, мотоциклы, подводы, военные тачанки.

Офицер выкликает:

— От студенческого мотоциклетного отряда есть тут?

— Я.

— Командир? Покажите наряд… Получайте — двадцать наганов, триста патронов.

— Гражданин комендант, вот наш наряд — союзу банковских служащих — сто револьверов, патронов три тысячи…

— Проходите, получите внизу…

Непрерывно сигналя, во двор въезжают грузовики с юнкерами.

— Казачья дивизия, говорят, с фронта прибыла… — слышится в толпе.

— Кто остался? — разглагольствует человек с черной бородкой, в толстом драповом пальто. — Кто может нас защитить? В настоящее время я спрошу — где герои войны? Где Иванов? Он выгнан. Где Плешков? Он выгнан. Где Колчак? Он выгнан. Где граф Келлер? Он убит. Некому твердой рукой задушить большевистскую заразу!

— Не беспокойтесь, — значительно говорит ему студент, несущий охапку винтовок. — Подождите до послезавтра!..

Двор бронедивизиона. Броневики.

Возле шофера стоит унтер-офицер.

Рядом с ним старший шофер Григорий Тимофеев.

Вокруг собрались солдаты.

Шофер дергает ручку. Чиханье. Выхлоп.

Из группы солдат подают иронические советы:

— А ты бы в карбюратор воды подлил, может, там воды мало.

— Коробку скоростей сними, может, легче пойдет…

Шофер дергает ручку.

Чиханье. Выхлоп.

Шофер поднимается, перепачканный, мокрый.

— Ничего не сделаю, господин унтер-офицер, — искра длинна.