Кинорежиссерки в современном мире

Знает ли российское кино первых двадцати лет XXI века подлинно феминистское радикальное высказывание? Да. Российский политический акционизм, взлет которого пришелся на период протестного движения в 2011–2013 годах, предъявил миру Pussy Riot и сразу же остро поставил вопрос, что такое политическое и, в частности, феминистское искусство, мобилизовав документалистов создавать фильмы, связанные с актуальной повесткой. Здесь не будут рассматриваться примеры мужского взгляда на Pussy Riot, представленные в фильме «Pussy Riot: панк-молитва» (Pussy Riot: A Punk Prayer, 2013) Майка Лернера и Максима Поздоровкина, сделанном каналом НВО в дополнение к глобальному освещению судебного процесса над художницами после их громкой акции в храме Христа Спасителя, или в картине «Выступление и наказание» Евгения Митты (2015), сделанной, скорее, в целях просвещения и создавшей экспертное пространство искусствоведческого визуального комментария к последовавшим за акциями феминистской арт-группы событиям судебного производства. Два этих фильма вполне себе примечательны, но созданы в традиционных жанрах документального кино, построенных на интервью и воспроизведении фрагментов акций и записей из зала суда над участницами Pussy Riot. Они, скорее, являются рассмотрением казуса «преступления» в искусстве и размышлением о новых формах проявления не только феминистской солидарности, но и православного юродства, скрещенного с современной политикой, западным панком и комиксом. За деньги или бесплатно, эти фильмы можно найти в интернете, так что желающие могут сложить о них собственное мнение. В центре моего внимания кинопроект, который до сих пор мало кто видел, поскольку у него нет прокатного удостоверения Минкульта, хотя он даже имеет одно продолжение и непосредственно относится к деятельности группы Pussy Riot, о которой можно сказать как о не просто актуализировавшей идеи западного феминизма в России, но позволившей утверждать, что в XXI веке российские молодые женщины сами оказались способны внести вклад в мировой феминизм. Как в старые перестроечные времена, которые, к счастью, еще не забыты, назрела необходимость достать этот фильм с полки неизвестности. Пусть лишь в виде текста.

Pussy Versus Putin (2013) принадлежит к совсем другому ответвлению кино, нежели все существующие фильмы о Pussy Riot. Это не выстреливший в России фильм-акция (film-act) за авторством Gogol’s Wives, который до сих пор не получил широкого распространения в интернете, поскольку для живущих в России авторов это было бы очень опасно, несмотря на главный приз Амстердамского международного кинофестиваля документального кино (IDFA) в категории «лучший среднеметражный документальный фильм» и участие в фестивале в Гетеборге/GIFF (Швеция). Этот засекреченный фильм на современном этапе истории мог бы развить традиции «третьего кино», порожденные 1960-1970-ми годами, поскольку ставит себе задачей изменить положение вещей, то есть создать кино, которое было бы неотъемлемой частью феномена культурной революции и протестного движения. Как некогда, в 1970-е годы, писали о феномене «третьего кино» аргентинские участники процесса Фернандо Соланас и Октавио Геттино: «Оно осознает борьбу как наиболее значительную культурную, научную и художественную манифестацию времени» 150. «Третье кино» открывает счет реальности и истории, оно демократично, национально, популярно, экспериментально и настроено на активную коммуникацию.

Pussy versus Putin, сделанный командой Gogol’s Wives на материале, отснятом до ареста и во время суда над Pussy Riot, позволяет поразмыслить над проблемой репрезентации политического акционизма и над кинематографическими технологиями солидарности. Film-act добавляет новую позицию к классификации, когда-то предложенной американским теоретиком документального кино Биллом Николсом в книге «Введение в документальное кино» 151. Согласно этой классификации, документалистика базово разделяется на два типа: удовлетворяющая желания (wish-fulfillment) и социально репрезентирующая (social representation). Та, что относится к первой категории, — всегда своего рода фикшн, который выражает наши мечты и желания, кошмары и страхи. Такая документалистика делает конкретным, видимым и слышимым воображаемое и заставляет зрителя поверить в него как в правду. Документальное кино социальной репрезентации — это то, что мы обычно называем нон-фикшн. Подобные фильмы показывают грани мира, в котором зритель уже живет и который разделяет, и делают видимой социальную реальность согласно выбору режиссера.