Киношник (СИ)

Двое мужчин стояли один против другого. Потом стали медленно кружиться, первым пробный удар нанес Дуб, но Шота среагировал и нанес в свою очередь удар, но и Дуб был не новичком в таких драках.

Они дрались не на жизнь, а на смерть, они понимали сейчас здесь идет не просто драка и не выявляется победитель именно в этой ссоре, здесь решается судьба, кто из них будет смотрящим и в авторитете, а кому придется по жизни быть рядовым уголовником.

Если удар достигал цели, то брызги крови разлетались по всей камере. Вдруг в руках у Дуба оказалась заточка, но пока он ее доставал, потерял бдительность, расслабился на мгновение, которого хватило, чтобы Шота нанес сильнейший удар в глаз, ослепив противника, потом не меньшей силы удар пришелся в челюсть. Дуб постоял немного, ничего не понимая, потом рухнул на колени, но Шота не успокоился и нанес сильнейший удар ногой в голову, после которого его противник упал навзничь и потерял сознание.

Шота шатаясь, подошел к своим нарам.

- Меня не беспокоить. Мне надо отдохнуть, - сказал он заплетающимся языком.

Задернул занавеску и через пару минут оттуда раздался сильный храп.

Дуб только через четверть часа поднял голову с пола, подполз к двери и слабо постучал в нее.

- Чего тебе надо? - Спросил у него охранник.

- Начальник, я упал со шконки и сильно побился, Позови доктора.

Дверь камеры открылась на пороге стояли два тюремщика.

- В самом деле, не врет, сильно побился. Коля, давай попробуем поднять этого битюга, а то вдруг подохнет, не отпишешься потом.

Они помогли Дубу подняться и поволокли его в лазарет.

12

Тереза сидел на нарах и напевал на какой-то мотив слова:

В нашем полку пополнение, нас становится все больше.

- Хватит гундосить. Чему радуешься? - Спросил у него Агафон

- Так не только нам с тобой плохо, вот еще один обиженный появился.

- Ты меня с собой не ровняй, понял.

- Почему это не ровнять? Чем ты от меня отличаешься? Такой же опущенный.

- Я сейчас отобью тебе почки, тогда узнаешь разницу.

- Правильно, у тебя сила, а значит, ты прав, но и на тебя нашлась управа, а значит…

- Против меня был допущен беспредел и кто в этом виноват, тот еще заплатит по полной программе, я только этим и живу.

- А со мной, что поступили по справедливости, ты считаешь? Или этого, Эммануэль, опустили по закону?

- Ты наверно уже забыл свое погоняло, Тарасик. Вспомни, за что тебя отпетушили.

- Я помню, а ты откуда знаешь? Тебя же там не было.

- Рассказали пацаны.

Так может пургу прогнали.

- Не знаю, может и так. Расскажи сам.

- Сначала ты поведай, что тебе наплели.

- Ты проигрался в карты и поставил на кон заначку случайного пассажира, а тебе не обломилось. Сиделец тот оказался непрост. Так было?

- Так, но я же не знал, что этот хлюпик, боксер какого-то легкого веса. Вот меня и приложил.

- Так в чем несправедливость?

- А воровская солидарность куда делась?

- Значит ты проигрался, потом поставил куш тебе не принадлежащий и братва должна была тебе помочь. Так что ли?

- Может и так, хотя бы шанс отыграться могли дать.

- Я слышал, тебе дали три дня отсрочки.

- Правильно, но Кузя знал, мне не достать за три дня лавэ. Он, как и ты, знал, у меня нет богатенького папеньки, который сможет пригнать немного бабла. Слышал у Эммануэль тоже был шанс соскочить, но родичи не смогли или не захотели его вытащить.

- Ты его с собой не ровняй. Он случайный сиделец, попал под раздачу, но все равно как-то сопротивлялся, хоть робко, но сделал попытку. А ты?

- А что я? Мне надо было вскрыться, ты так считаешь?

- Может лучше бы так, чем как ты поступил.

- Агафон, я жить хочу, я дышать хочу, я водку пить хочу и баб иметь. По какому праву ты мне все это запрещаешь? Я не хочу вскрываться. Вот поэтому я думал, Кузя пацан нормальный. Мы как договорились, зайдем в темный угол он меня трахнет и никому не скажет, а долг мой закроется.

- Тарасик, ты же опытный в этих делах. Ты что не понимал, если Кузя скроет, то он сам зашкварится?

- Знал я, но выхода не видел.

- Отсидишь ты, знаю, дали тебе три года. Это не срок, тем более треть уже здесь отбыл. А что дальше? Пойдешь на завод работать? Женишься, детей настругаешь. Так? Вот он, - Агафон показал на Кирилла, - выйдет и постарается забыть все это. А ты? К ворам тебе путь закрыт, не поверю, что согласишься всю жизнь в обиженных проходить.

- Может и женюсь, и на завод пойду пахать.

- Вот поэтому и не ровняй меня с собой, понял? - потом он повернулся к Кириллу, - хватит сырость разводить. Москва слезам не верит, поднимайся, помойся и думай как дальше жить. А то что было сегодня это еще мелочь. Со временем , когда все поймешь и через многое пройдешь, скажешь спасибо Шота. Вот только он скоро, как и я уйдем на этап, а из больнички вернется Дуб, а может кто другой смотрящий будет, вот тогда и думай, как жить дальше будешь.

- А как нужно? - Тихим голосом спросил Кирилл, поднимаясь с нар.

- Это тебе решать. Здесь каждый за себя. Слышал историю Тарасика, тоже понадеялся на общество, а оно его пробросило, да еще опустило.

Дверь камеры открылись

- Мелентьев на выход.