Кёсем-султан. Дорога к власти

Махфируз закричала – долго, протяжно, страшно… Кинжал в ее ладони начал нагреваться, рукоять засияла ослепительным блеском.

– Быстрее! – крикнула Кёсем, и Махфируз начала резать прозрачные веревки. Они и впрямь поддавались легко.

Стены дворца пошли трещинами. Все светильники давно погасли, и просторный зал освещался лишь заревом пожара.

– Мама! – раздалось сзади.

– Не оборачивайся! – крикнула Кёсем, но Махфируз не могла не откликнуться на зов сына. Она остановилась и посмотрела туда, где из крови поднимался ее Осман, ее маленький шахзаде, в груди которого зияла огромная дыра, сквозь которую можно было увидеть бьющееся сердце.

– Спасибо, мама, – тихо произнес Осман и снова упал. От этого видения сердце самой Махфируз, казалось, взорвалось, и алая пелена боли упала на ее глаза. Она звала Азраила с мечом, чтобы прервалась наконец нить ее короткой несчастной жизни.

И ангел пришел. Он влетел в комнату, ставшую сразу маленькой из-за огромного размаха его крыльев. Он улыбнулся Махфируз, и она улыбнулась ему в ответ.

У ангела были глаза шахзаде Ахмеда.

Ангел протянул руку – и Махфируз без колебаний приняла ее. Вдвоем они пошли вверх по сияющей лестнице, прочь от дворца, утопленного в крови, прочь от ужасных видений. Кинжал выпал из рук Махфируз, просияв напоследок падающей звездой, и ему ответило другое сияние – с медальона на шее маленького мальчика, светло улыбающегося на руках у Кёсем.

– Все будет хорошо? – спросила Махфируз у ангела.

Тот не ответил, лишь крепче сжал ее руку. С высоты Махфируз видела, как бьется море, вечное и спокойное, как идут по нему тяжело нагруженные корабли, как матери зовут обедать своих детей.

И сердце ее наконец успокоилось.

Глава 8. Гёстермелик

Короткое представление с живыми актерами на сцене перед ширмой театра теней о Карагёзе и Хадживате – пока за ширмой кукловоды готовят к работе марионеток

Все-таки судьба играет странные шутки. Кёсем не могла себе представить, что когда-нибудь начнет делать то же, что когда-то делала Сафие-султан: пополнять гарем для своих сыновей. В первую очередь, конечно же, для Османа.

Эта мысль вызвала на губах Кёсем слабую улыбку, но затем она уверенно кивнула. Да, разумеется, Осман тоже ее сын. Его родила другая женщина, но разве в этом смысл материнства? Она, Кёсем-султан, должна позаботиться о сыне Махфируз, как о своем собственном. Или даже лучше: в конце концов, именно Осман воссядет на трон, если будет на то воля Аллаха. А значит, от выбора Кёсем зависит, кто же станет следующей хасеки, а если избраннице повезет, то и следующей валиде, женой и матерью султанов Оттоманской Порты.

Это первое и главнейшее, однако есть и второе. Младший гарем на самом-то деле и без того уже полон; но так уж устроена Высокая Порта, что управители приграничных санджаков по меньшей мере раз в несколько лет собирают партии пленниц и купленных рабынь для отправки в Истанбул, столицу столиц, ко двору повелителя правоверных.

Никто не ждет, что всех девиц из этой партии примут в Дар-ас-Саадет, цветник гаремов Вселенной, более того, случись такое, провинциальный санджак-бей будет смущен и испуган в той же мере, как юный ученик янычарской школы, аджеми-оглан, которого вдруг поставили во главе войска. Поневоле задумаешься, не злая ли насмешка это, за которую вот-вот заплатишь головой. Но если не принять никого, то это для санджак-бея тем более несомненный знак: твоя голова непрочно держится на шее. После такого управитель санджака запросто может, не дожидаясь последствий, бежать к другому владыке или поднять мятеж, если у него есть такая возможность. А при нынешних обстоятельствах она есть у многих.

Это второе. А вот и третье: судьба девушек из отвергнутой партии. Когда для Дар-ас-Саадет отбирают лишь нескольких, судьба остальных… не то чтобы не завидна, но и не плачевна. Это русло, по которому вот уже несколько веков подряд струится течение реки, именуемой Высокая Порта.

Но если вся партия отвергнута целиком, то тяжка будет ее участь. У санджак-бея хоть выбор есть: сложить ли голову на плахе, самому ли удавиться, уйти в побег или начать восстание. А у девочек такого выбора не будет. Вообще никакого не будет.

Поэтому сегодня кто-то будет принят в гарем. В тот младший гарем, который вот-вот может сделаться старшим.

Не то чтобы Кёсем считала, что осчастливит этим выбором тех, кто его удостоится. Лишать девочек, взятых в набегах, проданных и преданных, их собственных имен, давая им взамен гаремные прозвища, приучать их лгать и изворачиваться, муштровать и требовать невозможного в надежде получить хоть что-нибудь…

Кёсем всей душой хотела бы дать этим девочкам свободу, отпустить их к семьям, к родным людям, к тем, кто их по-настоящему любит. Да, она хотела этого. Но не могла.

Она стала уже чересчур здешней. Слишком хасеки. И быть кем-либо еще уже невозможно.