Кёсем-султан. Величественный век

Мальчишки тоже сорвались с места, но они снова опоздали. Доган опередил их, он даже Махпейкер опередил, первым успев подхватить на руки медленно оседающую Башар. Сам кособочился, но держал крепко, даже слишком крепко: девушка, морщась от боли, попыталась вывернуться. Парень на это не обратил внимания, а вот Махпейкер украдкой перевела дух. Но все равно бережно переняла подругу у Догана, а когда тот все-таки не понял, что надо разжать руки, отпихнула его локтем, решительно, даже злобно: он виноват, виноват, виноват, очень сильно виноват – и пусть хорошо запомнит это!

Тут подоспели остальные мальчишки, тоже напуганные тем, что показ фехтовальных приемов вдруг превратился во взаправдашнее смертоубийство (по крайней мере им так казалось), – и, страстно желая помочь, спасти, утишить боль, поскорее зажать несуществующую рану, опрокинули их троих наземь, сами тоже на ногах не удержались. Покуда разбирались, где чья конечность, Махпейкер быстро оттащила Башар на шаг от образовавшегося завала. Она уже поняла, что ничего по-настоящему страшного не произошло: крови на платье не было, ребра (она быстро прощупала) оставались целы, то есть подруга отделалась просто ушибом, пускай болезненным и сбившим дыхание.

Она сидела прямо на траве, обнимая Башар, полулежащую лопатками у нее на коленях. Рядом, осторожно распутываясь, поднимались с земли мальчишки: некоторые из них еще были уверены, что пострадавшая девушка находится где-то под грудой их тел, так что стремились быть одновременно и быстры, и аккуратны в движениях. В общем, на них сейчас забавно было смотреть, но следовало удержать улыбку, потому что неправильно смеяться над будущим повелителем правоверных, даже если ты – его гёзде и вам нечего скрывать друг от друга.

Вам-то нечего, но вот ведь и другие его подданные сейчас рядом. То есть будущие подданные. А пока что всего лишь братья и друзья.

Кроме того, смешнее всех выглядит сейчас не Ахмед, а Доган, все еще испуганный и раскаивающийся.

А вообще-то, можно ведь смеяться не вслух, а движением глаз, прикосновением рук, голосом тела… И говорить так тоже можно, во всяком случае, если сидишь рядом, тем более в обнимку.

В гареме такую манеру разговора осваивают раньше многого иного…

«Больно тебе?» – спросили пальцы Махпейкер, бережно прикоснувшись к боку Башар.

«Да так… – неопределенно шевельнула плечами подруга. – Ой, вот здесь не трожь! А вот здесь можно».

«Значит, все-таки больно, – констатировала Махпейкер. – А встать ты действительно не можешь?»

«Да ты что, смеешься, что ли? – Башар возмущенно изогнулась. – Но пусть эти дурачки еще немного себя пообвиняют».

«Не все они себя обвиняют. – Махпейкер легонько качнула подбородком. – Вот этот, сама видишь, стоит как стоял».

Башар шевельнулась – в том смысле, что, мол, пускай: даже лучше, если в обрушившейся на них (ну, почти на них) куче сражающихся окажется на одного бестолкового мальчишку меньше. Хотя, вообще-то, и он мог бы побеспокоиться.

«Ну вот такой он, значит, – одновременно сказали они друг другу, по-прежнему бессловесно. – Впрочем, какая нам разница: мы ведь предназначены не ему!»

Окончание этой фразы у них получилось не вполне одинаковым. Махпейкер нахмурилась, пытаясь понять, отчего так, – но тут время беззвучных речей завершилось.

– О мой шахзаде, прикажи – пусть скорее позовут госпожу Жирафу! – Аджеми махнул рукой куда-то в сторону решеток, отделяющих двор состязаний от женской половины дворца.

– Дурак!!! – Ахмед замахнулся было, но не ударил; закрыл лицо рукой и мучительно покраснел. Ясно же, юный янычар знать не знает, что за зверь такой «жирафа», для него это просто имя Хадидже. Но раз уж он ее поминает сейчас – значит, ему известно, когда и по какому поводу она проявила себя как целительница…

Нет тайн во дворце: ни в женской его половине, ни вот тут…

* * *

Это случилось, по меркам их нового бытия, давно. Аджеми тогда всего на пару тренировок здесь появился. Еще не было ясно, надолго ли задержится он в кругу шахзаде… а если да, то вытеснит ли из этого круга двух девчонок-сорвиголов или они сумеют остаться там «своим парнем»?

Мог и вытеснить, сам того не заметив. Прост он был. Потому когда вышел на поединок с Ахмедом – а это, по выбору шахзаде, был кистан-матрак, соответствующий не поединку на саблях, но, можно сказать, дубинному бою, – то честно и просто бил своего противника короткой деревянной палицей, ну и сам принимал от него ответную меру. Тут не подобие сабельной схватки на легких ротанговых клинках, где можно взять искусством, дубинный поединок – лупи да терпи.

Янычар-то, даже на первых годах обучения, терпеть привычен. А вот сыновей султана иному учат.