Кипящая переправа

Но с первого раза спросить не получилось. Мешали два шатавшихся зуба и еще один зуб, выбитый и мешавший говорить. Капитан выплюнул его и тогда, уже более уверенно, повторил вопрос:

– Так что будет завтра? И что там, в этом протоколе, который я должен подписать?

– Завтра мы повезем тебя в штаб фронта, – объяснил Свистунов. – Начальство решит: там тебя будут судить или повезут в Москву. А насчет протокола – в нем зафиксировано все то, в чем ты успел чистосердечно признаться. То, как ты еще в прошлом году вступил в сговор с врагом и согласился работать на абвер. Как постоянно выполнял задания немецкого командования, сообщая врагу секреты, которые тебе стали известны. Как в Погорелом Городище надел любимую немецкую форму, общался со своими немецкими хозяевами и выдал им сведения о наступлении Калининского фронта. Из-за твоего предательства враг успел подготовиться к отражению нашей атаки. Наши войска понесли большие потери и не смогли развернуть наступление. А когда наступление наших войск началось, ты сделал все, чтобы его сорвать. Вот какое признание ты подпишешь. Да что я тебе рассказываю – сам грамотный, можешь прочитать. Посадите его, ребята, на стул, пусть читает.

Шубина подняли с пола и посадили на стул. Более того, ему даже развязали руки.

– Для того чтобы ты мог подписать свои показания, – объяснил Свистунов. – На каждой странице надо поставить подпись, а в конце еще написать: «С моих слов записано верно и мной прочитано». Давай бери ручку, пиши.

Слушая особиста, Шубин невольно признал, что внешне его обвинения выглядели даже правдоподобно. Войска Калининского фронта действительно столкнулись с упорным сопротивлением противника, который явно знал время начала советского наступления. Этот провал нашей разведки нужно было как-то объяснить. Надо было проделать большую работу, выявить немецкого агента, засевшего где-то в командовании Калининского фронта. Но для этого нужно было проделать большую, сложную работу. Проще найти таких «предателей», как Шубин, и выбить из них признание. И вот особисты двух фронтов «трудились», находя «предателей» и выбивая из них показания.

Шубин перелистнул три листа, которые ему подсунул для подписи Свистунов. На них было написано все то, что особист уже сообщил устно. Шубин заметил кучу несообразностей, подтасовок. Сообщалось, что он вел подрывную деятельность против Красной армии в местах, в которых он никогда не был. И дальше все было в том же духе.

Прочитав эти «показания», Шубин отодвинул от себя листки.

– Брехню подписывать не буду, – твердо заявил он. – Ты, Свистунов, даже не постарался эту фигню грамотно составить.

– Не будешь?! – заорал в ответ особист. – Еще как будешь! Бей его, ребята!

И Шубина снова били, снова приводили в сознание с помощью нескольких ведер воды и вновь продолжали избиение. Разведчик потерял представление о времени, он не знал, что сейчас – все еще вечер или уже ночь.

Наконец палачи утомились, их начальник тоже. Тогда Свистунов сказал:

– Ладно, на сегодня хватит. Тащите его в подвал, пусть оклемается. Завтра повезем его в Волоколамск, в штаб фронта, там за него по-другому возьмутся. Все, что требуется, подпишет!

Двое рядовых подхватили Шубина под руки (самостоятельно он не мог идти) и вытащили из избы. Уже давно настала ночь. «Настя! – вспыхнуло в голове разведчика мысль. – Ведь она ждала меня! Что она теперь подумает? Надо ей как-то сообщить… Но как?» Сообщить было невозможно.

Шубина дотащили до какого-то сарая, завели внутрь. Вспыхнула лампа, она осветила крышку погреба. Один из палачей откинул крышку, и Шубина столкнули вниз. Загремел замок на крышке погреба, замок на двери сарая. И разведчик наконец остался один. У него болело все тело. Но сильнее физических мук его терзала мысль о страшной несправедливости случившегося. И что теперь будет? Он понимал: следователи в Особом отделе фронта будут относиться к нему так же, как и Свистунов. Почему они должны быть другими? У них только звания выше. Его будет допрашивать не капитан, а майор. А бить скорее всего будут так же жестоко.

Шубин думал о своем положении, как ему казалось, всю ночь. И все-таки незаметно для себя он заснул.

…Проснулся от скрипа открываемой крышки погреба. В сарай ворвались яркие солнечные лучи. Значит, уже настало утро. Кормить его, кажется, не собирались, как не покормили и вечером. Разведчику снова связали руки и вывели из сарая. Рядом с сараем стояла дряхлая полуторка. Конвоиры опустили один борт, затащили в кузов Шубина, затем залезли сами. Свистунов сел в кабину, рядом с водителем, и машина, несколько раз чихнув, покатила прочь.

На выезде из проселка на шоссе полуторке пришлось подождать: на запад проходили рота за ротой новые части. Как видно, армия готовилась к новому наступлению, в котором Шубину уже не было суждено принять участие.

Пехота прошла, а за ней подкатил «Виллис», в котором сидел человек с генеральскими звездами на погонах. И этот человек был Шубину знаком!

– Товарищ генерал! – крикнул он.